Михаил Чернов - Мосты. Не разводи себя

Я написал это за несколько дней до приезда в Ярославль. По большому счету, я приехал в Ярославль только ради встречи с ней и передачи этого письма ей. Просто по старой памяти помню, что почта, даже первым классом, преодолевает расстояния до трехсот километров в течение недели – десяти дней. Что говорить о расстоянии в семьсот километров?

Моей целью было не просто размазать сопли по воде. Я не считал это оружием, чтобы вернуть ее. Мне нужно было лишь попробовать высказать все чувства относительно нее. Скажем так, на словах я хуже, чем на бумаге. И вот, двадцать седьмого октября, в четыре часа утра, на моей пишущей машинке раздался финальный звон каретки, означающий, что все закончено:

«-Миш, я очень боюсь, но так хочу.

– Когда ты называешь меня «Миш», я начинаю готовиться к пиздецу вселенских масштабов, но, если серьезно… Когда чего-то хочешь – сделай это. Наплевав на все страхи и сомнения, всевозможные последствия и возможную проблематику. Я всю жизнь именно так и делаю. Бесспорно, моя жизнь – не пример для подражания, но я стараюсь почувствовать ее вкус во всех ее проявлениях, а для этого приходится наступать себе на горло, даже когда страшно.

Мы общались спустя полтора года после того, как разъехались по разным квартирам в Москве. В том мае я был уверен, что все делаю правильно: расстаюсь с человеком, который, как мне казалось, способен был только на унижение и уж никак не на достойную оценку моих действий. Мысли о светлом будущем «в жало» грели мое сознание всю последнюю неделю нашей совместной жизни, борясь с ее энтузиазмом и выпадами в пользу того, что мы помиримся, и у нас все будет хорошо. Но я искренне не верил в это дерьмо, прямо по системе Станиславского.

Спустя месяц «жизни», мы договорились встретиться, чтобы кто-то из нас кому-то из нас передал какую-то небольшую вещицу, уже не помню какую именно. По итогу мы неслабо вспомнили, блять, прошлое: пили вино, смеялись, гуляли по Тверской и ее барам, давали деньги бродягам и о чем-то мечтали. Я – о том, чтобы это не кончалось, она, с ее слов, о ребенке от меня. После той ночи я проводил ее на поезд до Ярославля, и мы, почему-то, перестали общаться. Толи она не звонила, толи я не отвечал. Спустя месяц я уже жил в Петербурге, даже не сообщив ей о своем переезде.

Тем вечером, в середине июля, была отличная погода, на небе еще доживали свое последние белые ночи, а в воздухе все еще было что-то новое и неопознанное. Я планировал и представлял свой второй рабочий день и, как говорят, «ничто не предвещало беды». Я наконец-то смог убежать от себя, от нее, и стал обретать некое спокойствие. Как вдруг на экране Айфона высветилось «То Самое Уведомление», в котором значилось принятое от нее сообщение.

И все могло бы быть иначе.

Прочитав текст: «лечу к тебе на крыльях любви», и увидев фотографию посадочного талона на рейс «Москва-Санкт-Петербург», я не удивился. Я охуел, словно мне в лоб влепили пулю или картечь свинца и одновременно трахнули. Сердце забилось, как после трех кубов адреналина и разряда дефибриллятора. Дыхание свело, словно я на вершине Эвереста и мне очень сложно дышать, а ноги подкосились, как будто Аня собственноручно уебала мне под колени металлической арматурой. Рассуждая об этом и обо всех ее возможностях в насилии, мне стало страшно. По-настоящему страшно, когда тебе пишет та, с которой ты только-только разминулся после долгих терзаний. Я перечитал сообщение раз семь-восемь. Выкурив пару сигарет и убедившись, что это не сон, я потихоньку пришел в себя, хоть и не вышел из состояния аффекта. Уже спустя пять минут я стоял на балконе, смотрел на слегка светлое небо и выдыхал дым, в котором растворялась всякая надежда на свободу и отчуждение.

Я жил здесь всего неделю и мне еще ни разу не приходилось выезжать в центр ночью, с острова. Казалось бы, что в этом такого, но ведь это Петербург – город, построенный наполовину на материке, а на вторую половину на болотах и островах. Я довольно долго собирался, потому что хотел выглядеть максимально хорошо, как бы показывая, что ни в чем и ни в ком не нуждаюсь. По этой причине таксист нахуй не успел на развод дворцового моста, строителя его, и я застрял на Васильевском острове, в два часа ночи, задаваясь вопросом: «И что теперь?». Надо отдать должное двум моментам: во-первых я сразу подумал, что это фатум, следственно, не получится у меня с ней увидеться. Во-вторых, я в первый в жизни раз увидел в живую развод мостов. Да не просто в живую, а еще и с запахом этого города, возможностью прогуляться по набережной и притронуться руками к истории этих самых мостов. Минут пятнадцать я стоял и думал о том, сколько пар образовалось благодаря этим гребаным мостам, сколько раз женщины получали предложение руки и сердца и о том, что я не могу вот так по-свински сдаться и не встретиться с ней. В конце концов, ты прилетела сюда из Москвы, а к мудакам моего калибра не так часто проявляют такой интерес. Спустя пятнадцать минут я с удивлением обнаружил, что мосты все-таки сводятся ночью на небольшой отрезок времени. А это значит, что уже через двадцать минут я набирал тебе сообщение из какой-то блядского типа кофейни в центре на Невском.

Хотите знать, что меня всегда удивляло в женщинах? То, какие же они, сука, психологи. Ведь по факту: ты прилетела ко мне, чтобы увидеть меня. То есть это нужно тебе. Но на деле я получил от тебя ответ, что ты сейчас у какой-то подруги и будешь через час. И вот уже я сижу и жду тебя, словно это была изначально моя идея и цель. И прикол этого волшебства в том, что когда вокруг мужчины создают такие условия, он уже и сам начинает думать, что ему это надо.

Вокруг было не очень много пьяных. Курить можно было только на улице. Я вышел.

На часах глубокая ночь, мимо ходят пьяные и не очень компании, пролетают машины по проспекту, на небе звезды, а внутри меня необъяснимое ощущение, что я наслаждаюсь всем этим. Наслаждаюсь тем, куда повернула моя жизнь, где я живу, как я живу. И это все было немного странно.

На третьей сигарете появилась ты. Все такая же красивая, женственная. Не помню, какое именно платье на ней было, но я помнил, что было под ним.

Вся картина нашей с тобой встречи больше напоминала типичную встречу в Москве, с целью попить кофе, нежели внезапный географический чертополох в Петербурге, где мы никогда ранее не были вместе. Хотя я знал, что ты всей душой любишь этот квадрат на карте России.

Глядя на тебя, словно гордый Хатико, я с упреком выдал:

– Ну и? Побыстрее нельзя было?

– Извини, – едва сдерживая смех, сказала ты. Это вообще твое секретное оружие. В любой ситуации весь мой гнев всегда разбивался об эту улыбку, в стиле невинной девочки лет семи. Но я попытался держать марку и довольно сурово спросил: