Авраам Шейнкман - Эти странные 55

Утренняя дойка коров действительно начиналась в 4 утра и заканчивалась лишь к 7 часам. Потом умыться-побриться и наскоро позавтракать, а в 8 начиналась разнарядка на день в гараже до 9 часов. С 9 до 12 время уходило на рабочие документы и хождение с заявками по разным службам колхоза. С 12 до 13 – обед в колхозной столовой. А с 13 до 16 всегда кто-нибудь с кем-нибудь зачем-нибудь заседал. Приходилось отсиживать, а потом вновь нестись на ферму на вечернюю дойку до 19 часов. Потом шло составление рационов и различных графиков на следующий день. Заканчивалось это все в 21–22 часа, и тогда без сил можно было забыться сном до 3.30 утра. И так без конца, день за днем.

Жить-таки пришлось на хуторе – никуда не денешься. В Латвии в сельской местности, как и в других западных странах, хутора носят имена собственные.

Хозяйке хутора «Гринфелды» Велте Гринфелде было 57 лет. «Бабкой» ее назвать можно было лишь с большой натяжкой. Седая, жилистая, высокая, подвижная женщина чудом уцелела в советских послевоенных репрессиях и не была выслана в Сибирь, хотя два ее брата служили в «айзсаргах», ушли с немцами и жили теперь в Канаде. А муж, отсидев 25 лет в лагерях Красноярского края за службу в зондеркоманде, возвратился домой в 1970 году и сразу умер.

Активному комсомольцу и еврею Арику было не слишком-то приятно жить на хуторе у Велты, зная все это, но выбирать было не из чего. От длительных бесед с хозяйкой избавляла постоянная занятость в колхозе. А тут еще пришла повестка из военкомата на рижский адрес. Арик получил ее 28 апреля, в день рождения отца, когда приехал домой по такому случаю и собирался ехать к родителям на Юглу.

От улицы Агенскална в «Соснах» до улицы Квелес на Югле-2 ехать нужно было с пересадками не меньше часа – 9-м троллейбусом, 6-м трамваем и 32-м автобусом. По дороге, ознакомившись с текстом повестки, Арик понял, что вскоре предстоит новый поворот в судьбе. Уходил служить он на один год по закону того времени, поскольку имел высшее образование и был на 4 года старше призывников 1972 года. Это было неприятно и ничего хорошего не предвещало – образованных людей на солдатской службе было немного, да и переростков тоже.

Поколение Арика жило в эпоху новаций, экспериментов и перемен.

Так, например, учиться ему пришлось 11 лет, и когда он заканчивал школу, в 1966 году, там был двойной выпуск – аттестаты о среднем образовании сразу получали и одиннадцатые, и десятые классы, что повлекло за собой двойной конкурс в ВУЗы.

А в Сельхозакадемии, как назло, в 1967 году отменили военную кафедру, которую снова восстановили в 1973 году, но Арик «пролетел» и тут. Выпуск факультета провели в январе, а не в июне, как во всех ВУЗах. И теперь было неясно, что хуже: служить один год солдатом-переростком или два года лейтенантом, как полагалось ребятам после военной кафедры… В 1973 году, после армии, Арику пришлось вернуться на работу в колхоз, который увеличился в три раза после укрупнения. Но кто, кого и когда в СССР спрашивал? Партия вела, а народ плелся за ней.

28 апреля 1972 года.

К родителям Арик ездил нечасто. Как мы уже говорили, он жил в бабушкиной квартире в Агенскалнских соснах, а родители на Югле-2. Обе квартиры были типичными «хрущевками»: крошечные, неудобные, со смежными двумя комнатами, но отдельные, что существенно.

Ехать нужно было 9-м троллейбусом до кольца у памятника Свободы, потом пройти вперед по улице Ленина к зданию Верховного суда, и прямо за магазином «Сакта» надо было ждать 32-го автобуса до Юглы. Можно было ехать и трамваем № 6, но так было дольше, и предстояла еще одна пересадка на Югле-1. На такси было удобнее и быстрее всего, но поездка стоила до 3-х рублей, а это было дорого по тем временам.

В тот день визит был обязательным, поскольку это был день рождения отца. Заодно можно было повидать мать и младшую сестру, а также многочисленных друзей родителей – людей интересных, заслуженных и значимых в республике. Отцу Арика исполнилось 52 года. Военный врач-фронтовик, кандидат медицинских наук, он был занят преимущественно собой: своей работой в окружном военном госпитале и медсанчасти Управления гражданской авиации, своей наукой – авиационной и космической медициной. Жизнь и дела сына его никогда всерьез не интересовали. Может быть, потому что когда Арик родился в 1948 году, отец еще не остыл от войны, может быть, потому что Арика видел мало – практически его вырастили и воспитали бабушка и дедушка, родители жены, пока он 6 месяцев в году ездил по командировкам, в которые сам стремился. А может быть, потому что, родив сына в 28 лет, все еще оставался внутренне настолько свободным и безответственным, что почувствовать отцовство не спешил.

Всю свою жизнь он прожил сравнительно легко, позволяя жене руководить собой во всех жизненных ситуациях, кроме собственных удовольствий, в которых никогда себе не отказывал. Даже в работе он не был никогда полностью самостоятелен, поскольку не пил, не курил, не подлизывался, не угождал, не брал на себя служебной ответственности, не строил карьеру, а потому начальством был особо не замечаем, а женой угнетаем. Он жил своей внутренней жизнью параллельно с жизнью своей семьи, пересекаясь с ней на бытовых магистралях только по необходимости. Даже любимой своей наукой он занимался под непрерывным нажимом жены, которая довела-таки его до защиты диссертации к пятидесяти годам. Слабостью отца всегда была младшая дочь (с Ариком у них была разница в возрасте 10 лет), да и то относительно, поскольку и тут он уступал жене всю нелегкую функцию воспитания и образования дочери.

Матери Арика в это время было 49 лет. Она обладала привлекательной внешностью, красным дипломом МВТУ им. Баумана и энергией Днепрогэса, а посему была кандидатом технических наук и доцентом Рижского Краснознаменного института гражданской авиации. Не любил Арик в родительском доме бывать потому, что мама вечно вмешивалась в его личную жизнь, категорически предписывала ему линии поведения, работы, образования и так далее, совершенно не интересуясь его собственным мнением и взглядом на вещи. После таких вливаний Арику вовсе не хотелось отвечать на вопросы об его делах, тем более, что никого в родительской семье это всерьез не интересовало. И так было с детства и всю последующую жизнь: Арик, родители и его сестра не были понастоящему близкими никогда. Это очень грустно, но это факт.

12 мая 1972 года.

Военкомат Ленинградского района города Риги находился в то время почти на самом углу улиц Калнциема и Слокас. Это был грязно-желтый трехэтажный особняк, кому-то принадлежавший до советской власти. Рядом имелся двор с гаражами для служебных автомашин.

Уже в 6 часов утра двор был заполнен призывниками и их родственниками. Родители Арика тоже приехали. В 7 часов началась перекличка. Каждый вызванный парень поднимался на 2-й этаж, где у него забирали паспорт и направляли к парикмахеру. Пока тот стриг его «под ноль», выписывался военный билет, который вручали новобранцу под расписку при выходе из здания. Мама заплакала, увидев Арика лысым. Отец усмехнулся и промолчал. В 9 часов подали автобусы, и призывников повезли на вокзал. Родители добирались туда своим ходом. Автобусы встали на привокзальной стоянке позади здания вокзала со стороны Центрального рынка, рядом со зданием Управления Прибалтийской железной дороги.