Анастасия Перкова - Пока ты веришь

Дасар стоял как громом пораженный. Его робкая и послушная жена позволила себе осудить его? Она, которая никогда и слова поперек не сказала? Она, которая привыкла считать его волю единственным законом для себя?

– Второе условие? – осторожно спросил он, не отводя взгляда от плачущей женщины.

Афис кивнул в сторону шевелящегося свертка на полу.

– Этот мальчик. Я буду учить его, чтобы в будущем он смог посвятить свою жизнь служению Тхор.

Несчастная мать издала нечеловеческий крик и бросилась к сыну, закрыв его своим телом.

– Я лучше умру, – процедил сквозь зубы Дасар.

– Как пожелаешь, – верховный жрец равнодушно пожал плечами. – Мальчик останется сиротой, но его предназначение от этого не изменится.

Он двинулся вглубь комнаты, опустился на земляной пол рядом с рыдающей Атааной и положил руки ей на плечи. Атаана подняла к нему бледное заплаканное лицо, обрамленное спутанными черными волосами.

– Позволь взглянуть, – Афис протянул руки, и женщина покорно передала ему ребенка.

Дасар напрягся, готовый в любой момент броситься на жреца, если тот вознамерится причинить вред малышу. Афис задумчиво разглядывал мальчика. Тень легкой грусти упала на его лицо – он знал, что своих детей у него никогда не будет. Это был его осознанный выбор – ведь на жрецов Тхор не накладывалось подобного запрета. Может, этот ребенок хоть как-то заполнит пустоту в его сердце?

– Он немного… н-необычный, видишь? – тихо произнесла Атаана, проникнувшись доверием к этому человеку, так нежно глядевшему на ее драгоценного крошку.

– Это пустяки, за такое в Тхорасе не отправляют на жертвенный алтарь, – засмеялся Афис. – Пусть все думают, что таким способом Тхор отметила его. Мы так всем и скажем. – Жрец подмигнул, и Дасар облегченно выдохнул – кажется, пока им ничего не угрожало.

– Если ты не возражаешь, я выберу для него имя, – Афис передал малыша обратно матери.

Атаана согласно кивнула.

– Ну, молодой человек, отныне тебя будут звать Токен.

Озеро Риш располагалось на северо-востоке долины, одной половиной вплотную прилегая к Красным Горам. Надо заметить, что там, где горы соприкасались с озером, они были отнюдь не красными, а темно-зелеными от покрывавшей их густой растительности. Создавалось впечатление, что озеро, касаясь их, дарило жизнь. Может, отчасти из-за этого, отчасти из-за своей неземной красоты озеро считалось священным. Оно покоилось в чаше почти идеальной формы и такой глубины, что в каких-нибудь двадцати шагах от берега уже невозможно было достать до дна. Ныряльщики не раз пробовали исследовать неведомые глубины, но даже у самых опытных и умелых недоставало сил так надолго задержать дыхание. Предполагалось, что на дне Риш покоятся несметные сокровища, принадлежащие Тхор, либо что-то такое, чего не должен видеть ни один человек, если он не хочет навлечь беду на себя и весь город. Воды были безупречно бирюзовыми и невероятно солеными. В озере водилось много рыбы, но и рыба считалась священной. Если ее и ловили, то только с величайшего позволения кого-то из высших жрецов Культа и только в самых безнадежных случаях. Считалось, что эта рыба имеет свойство исцелять тяжело больных.

Тот полукруг земли, что не был окружен горами, представлял собой совершенно обычный озерный берег, поросший травой, кустарником и деревьями. Здесь проводились многие ритуалы Культа. И именно на этом берегу сидела девочка, разглядывая огромную расщелину на противоположной стороне и гадая, кто же это разломил горную гряду на две части, и вытекает ли через этот проем озеро или же ему что-то преграждает путь. Помотав головой, чтобы не отвлекаться больше на мысли, не имеющие отношения к делу, маленькая Лиэ продолжила прерванную размышлениями работу. Она нетерпеливо смахнула рукой прядь волос, прилипшую ко лбу, от напряжения покрытому испариной. Упрямая прядь тут же вернулась на прежнее место, мешая девочке, скрупулезно пытающейся приладить веревку к ивовому пруту так, как учил ее Токен. Лиэ поняла, что с волосами ничего поделать не удастся, и терпеливо продолжила привязывать веревку, лишь изредка фыркая в надежде сдуть непокорный локон. Когда, наконец, удалось соорудить приличный узел, Лиэ, порывшись в полотняном мешочке, извлекла нечто, отдаленно напоминавшее гигантский крючок. Она сама соорудила эту штуку из швейной иглы сегодня утром, пойдя на преступление, – иглу пришлось стащить у матери. «Да она и не заметит», – беспечная Лиэ тыкала распушившимся концом веревки в игольное ушко, которое очевидно было слишком узким для этой цели. Девочка под действием минутной ярости зашвырнула неудавшееся приспособление в ближайшие кусты, вспугнув стайку малиновок, и сердито уставилась на воду, обхватив руками колени и положив на них голову.

Она не просила ни у кого из жрецов разрешения ловить рыбу, так как считала, что ей позволено многое из того, что запретно для простых людей, – Лиэ была дочерью вождя. Кроме того, она часто слышала, что это делается лишь в крайних случаях, и не знала, можно ли ее случай считать крайним. Да и, в конце концов, идея наловить рыбы была изначально обречена на провал – у Лиэ не было червей. Она ненавидела червей – вот в чем было дело. Они были скользкими и некрасивыми. Так что Токен всегда копал червей и насаживал их на крючок, а потом протягивал готовую удочку Лиэ, которая сидела, крепко зажмурившись, и открывала глаза, лишь когда крючок с червяком был уже заброшен в воду. Надо ли говорить, что с закрытыми глазами она постоянно промахивалась, вызывая у Токена приступы безудержного смеха?

Где-то он теперь? Может, учит какую-нибудь другую девочку удить рыбу… И даже когда он вернется, разрешат ли им играть вместе как прежде? Еще совсем недавно Лиэ босиком носилась по улицам Тхораса с толпой мальчишек, но сейчас отец ей этого не позволял. Он имел обыкновение говорить, что девочке ее возраста и положения уже неприлично проводить время в компании товарищей противоположного пола. Но Токен всегда нравился ее отцу, неужели и с ним нельзя будет дружить, если он однажды вернется? Порой ей казалось, что он уже и не вернется. Наверняка есть места красивее Тхораса и люди добрее, щедрее и интереснее тхорасийцев. Так что, скорее всего он останется в каком-нибудь другом большом городе, а она, Лиэ, забудет, каким он был. И так времени по детским меркам прошло уже слишком много. Милое маленькому сердцу лицо уплывало из памяти, растворялось в тумане забвения, его черты уже виделись расплывчатыми, когда Лиэ закрывала глаза и пыталась представить, как выглядел Токен. Точно она могла сказать лишь одно – его левый глаз был зеленым, а правый карим. Если бы не эта маленькая особенность Токена, они, может быть, и не познакомились.