Александр Золотов - Круг ада

– Что будем делать с поварихой?

– Пойдем к ней домой, там и допросите, она живет близко.

– Согласен, идем.

Юров вошел первым и попятился, у стола сидела Бустина и ее дочь, на столе лежал узел с вещами. Он растерянно оглянулся на Емельянова, который почему-то сильно изменился в лице. Мелькнула мысль: «Что это с ним?», но собранные вещи заставили его ужаснуться

– Она уже узелок собрала….

Увидев человека в форме, девочка загородила собой мать.

– Не дам маму, она не виновата.

Мужчины стояли в оцепенении, а девочка поняла ситуацию угрожающей, она схватила со стола нож.

– Только попробуйте, только попробуйте.

Бустина потянулась к дочери:

– Света, положи нож, а то тебя тоже заберут, я тогда умру….

– Никто вас не собирается забирать, успокойтесь! – поспешил крикнуть Емельянов.

Долгую паузу прервал Юров:

– Никто вас не тронет, Света, положи нож, – он сделал шаг к девочке, но она изготовилась к борьбе.

Емельянов тронул Юрова за рукав.

– Выйдем…, – лицо следователя побледнело.

Юров согласно кивнул и подумал: «Что с ним?» – но по инерции продолжил говорить:

– Светочка, мы пришли поговорить с твоей мамой, мы не будем отнимать ее у тебя, успокойся. Товарищ Емельянов, скажи ей.

– Я пришёл поговорить с твоей мамой, мы напишем бумажку и я уйду, – голос его дрогнул, а Юров опять подумал: «Что это с ним, не заболел ли?»

В глазах девочки появилось сомнение, а Емельянов продолжил:

– Мы выйдем, а вы успокойтесь.

Мужчины вышли, Бустина продолжала плакать, Света, не выпуская из рук нож, выглянула в окно.

– Мама, они не уходят, курят.

– Положи нож.

– Мама, они опять придут.

– Доченька, ты ножом делу не поможешь, только хуже сделаешь себе и мне. Мне больший срок дадут, тебя тоже могут посадить или сделают так, что тебе будет очень плохо. Положи нож, ты же у меня умница.

– Мама….

– Положи, они же пообещали, что не заберут меня, положи.

В дверях показался Юров.

– Таня, я прошу тебя, перестаньте упорствовать. Я обещаю тебе, что никто тебя не заберёт.

Бустина краем платка вытерла слёзы.

– Мы уже не упорствуем, правда Светочка, будь что будет.

Света положила нож на стол, а Юров постучал в окно и призывно махнул рукой следователю.

Войдя в комнату Емельянов остановился у двери, тревожная тишина заполнила все пространство комнаты.

– Попрошу оставить нас наедине с Бустиной Татьяной Евгеньевной, – он уже справился с собой, но голос не казался официальным.

– Нет, я не уйду, – Света опять бросилась к матери.

– Света, мы же пообещали, что ничего плохого мы твоей маме не сделаем, – Емельянов постарался говорить мягким, доверчивым голосом.

Бустина говорила, Емельянов писал, но в его душе рос протест. Он поначалу пытался подавить его, старался исполнять свои обязанности, но почему-то перед его глазами появилась девушка из далекой юности. Она улыбалась ему, как тогда милой любящей улыбкой. Нет, он не забыл, как арестовали его первую любовь, он также не забыл её наполненные слезами и надеждой глаза. Потом он узнал о ее расстреле.

– Я предал её, – несвязно пробормотал он, его руки судорожно смяли листок, – я предал их, они сегодня опять смотрели на меня. Опять!

Бустина с удивлением смотрела на человека, которого еще несколько минут боялась, как огня, в ней что-то стало таять. Она увидела в глазах этого человека страдания.

– Что с вами? Вам плохо?

Из него вырвалось все, что он старательно сдерживал в себе долгие годы, искал и находил оправдания, но ныне, ныне глаза и слезы Бустиной разрушили возведенную им неприступную крепость….

– Вы, вы поразительно похожи на девушку из моей молодости…, – он помолчал и добавил, – у вас её глаза и слезы тоже….

Татьяна, пораженная признанием, молчала, Емельянов прошёлся по комнатке, он чувствовал, что теряет контроль над собой.

– Той девушки больше нет, она умерла, я предал её! Теперь, я скорее умру, чем предам. Тогда в молодости я попросил эту девушку стать моей женой. С тех пор эти слова никто от меня не слышал, но они сказаны. Теперь они предназначены вам.

– Таня, будьте моей женой!

Татьяна отшатнулась, её воля и мозг отказались ей служить.

– Вы в своем уме?

Безумные слова, сказанные им, привели его в чувство, свалили груз с плеч. Емельянов пришёл в себя.

– Я сейчас ухожу, но я вернусь и повторю свое предложение. Теперь я не предам!

Золотым огнем листьев догорел сентябрь, в первых числах октября восточные ветры буйствовали целую неделю, но потом, будто раздумав, подарили людям теплое и ласковое бабье лето. Постепенно солнце уступило место низким лохматым облакам и слабому морозцу, после чего золото листвы поблекло, уступая место менее привлекательным краскам. Ветер вновь вернул свои права и безжалостно оголял кроны деревьев. Ноябрь бросил на землю сначала дожди, затем ледяную крупу. Осень открывала двери зиме.

Дронов приказал вывесить объявление о том, что состоится праздничное собрание коллектива, на которое приглашаются все жители села.

К назначенному часу, народ толпился у дверей клуба, женщины судачили, а мужики курили.

На сцене стоял длинный стол, покрытый красной скатертью. На стене портрет товарища Сталина и на красном полотнище лозунги: «Да, здравствует Великая, Октябрьская Социалистическая Революция!» «Да здравствует товарищ Сталин!» К назначенному часу зал сельского клуба заполнился до отказа. В ожидании действа народ гадал о том, кому будут вручать ценные подарки, кому грамоты, и благодарности.

Наконец на сцену вышли первый секретарь райкома, за ним вереницей президиум: в форме генерала директор конезавода Дронов, председатель сельского совета Юров и секретарь партийной ячейки Ягодин. Они расселись за столом. Первым слово взял Ягодин, он от имени президиума собрания, поздравил коллектив и присутствующих с праздником Великого октября и пожелал всем здоровья и трудовых успехов. В зале возник удивленный шум и как его результат кто-то с места выкрикнул:

– Почему не выбирали президиум собрания?

Ягодин коротко взглянул на секретаря райкома, тот хранил молчание. Некоторое время в зале установилась мертвая тишина. Встал Дронов.

– Мы решили сегодня отступить от обычных формальностей, сегодня праздник.

Ягодин поспешно перехватил инициативу у Дронова:

– Товарищи, слово для отчетного доклада предоставляется директору хозяйства генералу-майору Дронову.

По залу прокатились аплодисменты.

Генерал налегал на успехи в производстве сельхоз продукции. В конце доклада он торжественным голосом выкрикнул:

– Да, здравствует Великая Октябрьская Социалистическая Революция! Да здравствует наш вождь и учитель товарищ Сталин!