Владимир Саморядов - Аксолотль и статуэтка превращений. Часть первая

Илья Карин к общему собранию не примкнул и просто стоял возле открытой калитки, пытаясь разобраться в происходящем на слух.

– Слышишь, как орут? – Сказал он весело. – Не иначе всей семьей гоняют.

Бякины всегда отличались шумностью семейных разборок, но в этот раз переплюнули сами себя. Кроме пронзительного визга двух избиваемых младенцев из двора, скрытого забором и густым садом, доносились и другие звуки: звон бьющегося стекла, грохот падающего железа, треск ломаемого дерева. Потом раздались дружное куриное кудахтанье и поросячий визг, словно неизвестный, но крайне опасный, хищник ворвался в садок к спящим курам, терзая и пожирая несчастных пеструшек.

– Да, ты прав, – решил Вильям. – Много мы с тобой разборок слыхали, но такой шум впервые случается. Пойдем поближе подойдем.

В отличие от взрослых, изображавших напускную тактичность, мальчишки подошли к самому бякинскому забору. Однако за густо растущими орехами и вишнями ничего не увидели. Иногда свет фонаря на крыльце на мгновенье затмевали какие-то быстро проносящиеся тени: кривые, суетливые, похожие на стремительных монстров, да вопли избиваемых братишек доносились с разных концов двора, причем одновременно, словно Саша и Леша под действием волшебной силы обрели вдруг способность к моментальной телепортации.

– Эх, жаль, – посетовал Илья, – ничего не видать. Судя по звукам, здесь происходит настоящее смертоубийство, а мы этому преступлению свидетелями не станем. Жаль. Жаль.

– Сашка! – Раздался совсем рядом хриплый рык деда Степана. – Выходи, паршивец, сейчас я тебя убивать буду!

– Ишь ты, убивать. – Оживился Илья. – Я убийства только в кино видал. Хочу наяву посмотреть. Как Сашку дед палкой охаживал – видел, как Альбина ремнем метелила – наблюдал. Но чтобы убивали….

– Так что, через забор лезть? – Усмехнулся Вильям. – Смотри, дед Степан не видит нефига. Примет тебя за Сашку и убьет, как обещал. К утру только твой труп и опознают.

– Да риск велик, – согласился Илья. – Я еще жить хочу. Эх, давно мечтал бякинский двор скрытыми камерами оснастить. Много пропустили.

Кто бы спорил. И вправду много пропустили. Все компоненты модных ныне боевиков, фильмов ужасов, вестернов и детективов собрала семейка Бякиных в своем дворе, на радость соседям и себе на горе.

Когда Саша и Леша выскакивали из дома в тщетной надежде убежать от мамы, они толкнули и уронили на асфальт некстати подвернувшегося дедушку. В молодости дед Степан служил в советских карательных органах, выискивая в рядах простодушных колхозников враждебные шпионские элементы. А какие умные речи произносил он после увольнения из «органов» и отсидки за излишнее рвение и «перегибы», а как достойно нес себя, когда работал сторожем в магазине. А как вздрагивали простодушные соседки, когда «Стяпан Сляпой», шел в сельсовет или исполком, поблескивая толстыми линзами своих очков, чтобы «стукануть» на очередного не понравившегося соседа. С младых ногтей Степан высоко нес свое достоинство и не любил, когда его кто-нибудь ронял. А тут уронили не то, что достоинство – уронили саму персону, ценную, любимую, родную. Когда же об него споткнулась выбежавшая вслед за сыновьями Альбина, и железная трубка в ее руках чиркнула по асфальту в нескольких миллиметрах от его драгоценной лысины, старика взорвало. Бодро вскочив на ноги, старик сбегал в дом, вытащил из шкафа толстый офицерский ремень с медной бляхой и подключился к погоне. А братья Бякины скрылись в саду.

За садом бабушка Муня и дед Степан ухаживали не особенно старательно. Нет, по весне все деревья были аккуратно выбелены, и земля под стволами тщательно перекапывалась, а заблудись в саду бедолага-крот, его будут долго и остервенело гонять лопатой, пока бедный зверек не сбежит к соседям, причем по поверхности земли, огромными прыжками, визжа и спотыкаясь. Но от прочих вредителей деревья не опрыскивались, по весне не подкармливались, а про новомодные химические штучки, способные за короткое время превратить яблоки в насыщенные нитратами арбузы, старики слыхом не слыхивали. Половину урожая съедали воробьи, вторую – Саша и Леша, из того, что осталось, бабушка Муня варила варенье. Сад дед Степан посадил во времена своей энкавэдешной юности, и теперь гигантские деревья просто доживали свой век вместе с хозяевами.

Под деревьями росли высокие кусты черной смородины и крыжовника, цветы и какие-то премерзкие колючки, долженствующие давать целебные плоды, но не приносящие обитателям дома ничего, кроме болезненных уколов. В колючках залег Саша, надеясь, что из этих шипастых зарослей его никто выковыривать не будет, распластался, пронзенный во многих местах острыми иглами, и затих.

Леша же, вспомнив первобытную юность человечества, полез на дерево и повис на тонкой ветке, нависающей над птичником и кроличьими клетками. Недооценил он свою многоопытную маму. Частенько бивала она своих сыновей разными подходящими и не очень хозяйственными предметами, часто устраивала она погони и выслеживания – так что имела опыт. Ее острый слух быстро распознал вкрадчивый шорох листьев, а некстати выглянувший месяц осветил непонятный нарост на ветке.

Альбина высоко подпрыгнула, взмахнула трубкой и ткнула ею в этот нарост.

– У-у-у-и-и-и! – Пронзительным визгом придавленного поросеночка взвыл Леша Бякин.

Альбина стала прыгать, стараясь достать своего младшего сына трубой, а Леша начал пятиться, перебираясь на все более тонкие ветки.

– Слезай, скотина! – Орала Альбина Степановна Мазлумян.

– У-у-у-и-и-и! – Выл в ответ Леша.

Наконец Леша добрался до тоненьких веточек, не способных выдержать даже его мышиный вес. Послышался легкий хруст, предполетный писк Леши, а потом раздались чудовищный грохот, треск, крик перепуганных кур, визг поросенка, и запоздалое мяуканье придавленной кошки. Сорвавшийся с дерева Леша Бякин упал на крышу птичника, скатился по ней и свалился на многоярусные кроличьи клетки. Клетки обрушились на землю, а дальше началась цепная реакция.

Упала сбитая клетками стена птичника, рухнул вниз стоявший на сваях поросячий саж. Повалился забор. Загремел бьющийся об забор шифер. Взмыла высоко в темное небо, словно обретшая способность летать, несчастная кошка, до этого беспечно ловившая мышей под сараем, пролетела над деревьями ночной птицей и канула в неизвестность. Следом за ней полетели в разные стороны куры и петухи.

Вся эта разбуженная живность заорала на все голоса. Хорошо еще, что кролики отличаются природной молчаливостью, иначе и они заорали бы благим матом, – кроликам досталось больше всех.

Но громче всех выл Леша. Уж он-то природной молчаливостью никогда не страдал – выл всегда, лишь только представится подходящий случай, лишь только маленькая неприятность заденет его своим краем. Неудачи в школе, оброненный в грязь пряник, отобранный старшим братом любимый карандаш, вызывали у Леши приступы поросячьего визга. Сегодня Леша старался изо всех сил. Его маленькие, но такие мощные, легкие, его железные голосовые связки издавали такой фундаментальный визг, что граждане, живущие на другом конце Солохиного яра перепугано выходили из домов, принимая Лешкины крики за сигнал пожарной сирены. В глубинах колючек заплакал и Саша Бякин. По громкости Лешкиного воя он решил, что брата постигла скоропостижная кончина, и теперь костлявая смерть в лице мамы с трубой подбирается к нему в темноте.