Владимир Петровский - Редко лошади плачут. Повести и рассказы
- Название:Редко лошади плачут. Повести и рассказы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Ридеро
- Год:неизвестен
- ISBN:9785448345548
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Владимир Петровский - Редко лошади плачут. Повести и рассказы краткое содержание
Редко лошади плачут. Повести и рассказы - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толик остановился.
– Запутался, – сказал я, подходя к нему.
– Вот твоя калитка, – и хлопнул по калитке рукой. Потом слегка замялся. – Слушай, Жень… Меня хозяйка так поздно не пустит, я ее знаю…
– Ну так пошли ко мне.
Свет в доме был потушен, выключателя я не нашел, и мы долго тыкались в темных сенях во все углы, пока не нащупали дверь. Я открыл ее, шагнул – и загремел вниз по крутой лестнице. Какая-то туша шевельнулась в темноте и тяжко захрипела, во влажном воздухе стоял запах помойки.
– Тьфу ты!.. – выругался сзади Толик. – Не туда. Это поросенок.
Мы вернулись в сени, отыскали другую дверь и, потихоньку пройдя через кухню, где пыхтела за печкой во сне тетя Настя, вошли в мою комнату.
– Ну чего, ты сюда ложись. – Я кивнул на кровать.
– Да брось ты… – Толик снял сапоги и полез под покрывало. – Залазь, места всем хватит…
Он повернулся к стене и почти сразу захрапел.
– Вставай, молодой человек, пора уж!..
Я открыл глаза. Было уже светло, и я испугался: проспал!
В приоткрытую дверь заглядывала тетя Настя.
– А-а-ай! – ужаснулась она вдруг. – Девка! Мать честная – девка!
Я ошалело посмотрел по сторонам, но девки нигде не увидел.
– Ох, караул! – Тетя Настя нацелилась в мою сторону пальцем. – Привел – таки девку, кобелище! А я смотрю: штой-то мне рожа твоя плутовская не нравится? А он девку привел!..
– Какую девку?
– А вона! Вона девка-то лежит! – торжественно произнесла тетя Настя, указывая пальцем на Толика. Он во сне натянул покрывало на голову, и оттуда выбивались его черные спутанные волосы.
– Какая ж это девка… – Я толкнул Толика в плечо. – Эй, покажись.
Он высунул заспанное лицо.
– О-о-ой! – зашлась хозяйка, к моему недоумению, еще сильнее. – И-их, батюшки! Вон он кого привел – лохматого этого – ах ты, бес! Ну караул! А говорила я тебе – не води! А он привел!..
Она потопталась на месте, не находя слов, потом метнулась в кухню и захлопнула дверь.
– Сматываемся, – сказал Толик, выбираясь из-под покрывала.
Мы поскорее надели сапоги и выскочили на улицу.
– И не приходи сюда больше! – кричала в кухне тетя Настя. – Не хочу я такого постояльца!.. Ох, караул какой! Лохматого привел, ах ты!.. А я ему говорила!
Что-то не любят они жокеев, подумал я, вспомнив, как мы уходили от Лены. Расхлопались…
– Откуда это она тебя знает? – Я догнал Толика и пошел рядом с ним, застегивая на ходу куртку и морщась: болела голова.
– А тут ведь не Москва, ответил Толик, тоже морщась. – Тут все всё знают. И про тебя тут все уже знают. И она все теперь на все село раструбит… Ну ничего. Если она тебя выгонит, комнату где-нибудь подберем…
– У нее до тебя жил один из наших ребят, тоже жокеем работал, – добавил он чуть погодя. – Мы у него собирались иногда – ну, она и помнит.
– А что он уехал-то? – спросил я, ежась от оставшегося с ночи морозца. – Не понравилось?
– Куда ему уезжать… Сидит, два года дали. За драку.
Мы умылись в каптерке водой из титана. Стало полегче.
– А-а… пришли.
В жокейской сидел здоровенный парень.
– Замок ты сломал, Толян? – спросил он басом. – Хоть бы петлю на место вбил, а то растащат все.
Он подошел ко мне и сунул руку:
– Владимир.
Это был Кабан.
– Ну как детеныш-то твой? Шевелится? – спросил Толик.
– В порядке детеныш, чего там… А вы почему так поздно? Проспали?
– Проспали… – ответил Толик.
– Ну… – Кабан оценивающе посмотрел на меня. – Заездку пора начинать. Начкон торопит. Скоро, говорит, покупатели будут.
4
Жеребец, взвизгнув, высоко подпрыгнул, ударил в воздухе задом, скакнул вперед, поднялся на свечку, снова прыгнул… Я держался в седле, то теряя равновесие и почти падая, то каким-то чудом садясь опять прочно. Все вокруг мелькало и крутилось, моталась перед глазами рыжая грива, иногда попадал в поле зрения Кабан, державший пристегнутую к уздечке корду. Жеребец попался чересчур нервный: никак не мог успокоиться. Я уже два раза летел кувырком на землю, стараясь не попасть ему под копыта, а затем садился снова.
Второй месяц мы каждый день до обеда занимались заездкой и ходили в синяках: приходилось падать. Садились в седло по очереди и под комментарии стоявших возле левады конюхов шмякались на утоптанный снег, спеша откатиться подальше от брыкающейся лошади. Шурку мы сажали на кобыл: они поспокойней жеребцов и не так отчаянно сопротивляются, но зато выносливее, и Шурка подолгу носился в леваде на кобыльих спинах, вцепившись обеими руками в гриву и выпучив глаза.
Почти все здесь считали его случайным человеком. От жокеев требовалась не готовность рискнуть – решительных людей тут и без нас хватало, – а умение бережно обойтись с конем в любой ситуации. Шурка же этого не умел. Даже не заездке он служил только грузом, к которому должна привыкнуть, молодая, почти дикая лошадь, а когда дело доходило до первоначальной, самой примитивной выездки, тут Шурка пересаживался снова на незаезженных. Это был момент, когда лошадь легко могла приобрести самые скверные привычки, от которых не отучишь и за год.
Мы старались работать аккуратнее, но получалось это далеко не всегда: нас было слишком мало на такое количество лошадей и на план по их продаже. Приходилось спешить. Как и на любом заводе, здесь был свой брак, но брак особенно обидный – речь ведь шла о живых лошадях.
Жеребец отчаянно скакнул, потом еще… Его как-то странно повело в сторону. Я изогнулся, стараясь усидеть, но он вяло повалился на бок, болтнув в воздухе ногами. Я успел соскочить; подбежал Кабан, стал дергать гриву и уздечку, стараясь поднять голову жеребца.
– Бей! – заорал он басом.
Из-за ограды кинули прут, я ударил несколько раз по мокрой от пота рыжей шерсти – как его еще поднимешь? – но жеребец не шевелился. На его боку оставались темные полосы от ударов.
– Ах ты… – сказал Кабан, отпуская гриву.
Он оглянулся, ища, на кого бы крикнуть, но виноватых не было.
Жеребец не дышал.
Конфуз, подумал я. Надо было, наверно, дать ему отдохнуть. А может, это ничего бы и не изменило: не все лошади переносят заездку.
Подошел Толик, мы переглянулись.
– Бывает, – сказал он, потолкав ногой рыжий труп. – Он же чокнутый… Был. У нас в Казахстане один такой, когда кончался, еще и парня под себя подмял, еле вытащили.
Шурка снял и унес в конюшню седло.
В тот день мы больше никого не заезжали.
Я шел по липовой аллее. Было время обеда, но на душе было так противно, что есть я не мог.
Если бы хоть не я на нем сидел. А то теперь пойдут разговоры… Мастер, да еще из Москвы.
Я свернул к двухэтажному дому, стоявшему недалеко от конторы. В нем находилась квартира Толмача. Черт с ними, подумал я. Мое дело – Рефлекс.
Дверь Толмач никогда не запирал, и я, постучавшись, вошел в темный коридор, откуда таращился на меня круглыми глазами пушистый кот. Послышались шаркающие шаги и в коридоре показался Толмач.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: