Наталия Осядовская - Андрей в Новейшей Эре. Книга третья

Парализатор – индивидуальное оружие путника. Он действует на человека, лишая его сознания, но время действия – примерно полчаса, по истечении которых «жертвы» начинают просыпаться. Проблема ещё в том, что расстояние до жертвы должно быть не меньше трёх метров. Чтобы не попасть самому в зону действия. Штука достаточно неудобная. К тому же о применении нужно писать отдельный отчёт, по специальной форме, доказывающий, что ситуация угрожала жизни и здоровью путников.

Мы Филом прекрасно провели весь день, гуляя по совершенно пустому окрестному лесу.

Наши спутники вернулись, когда солнце почти село. Настроение у них что-то было не очень хорошее. Подкрепившись и выпив кофе, они сообщили нам следующее:

– Время мы определили по газете, – нам продемонстрировали «Красную газету» за 20 августа 1921 года.

– И чем же вы недовольны? – Я не считал, что мы попали не туда. – Большей точности

достичь просто нереально. Плюс – минус пять лет. Я программировал 1919, чтобы по вашему заказу покрыть период от начала войны с Германией до 1924 года. Вы были согласны на любой год за это десятилетие.

– Никаких претензий к вам, Мартин, мы не предъявляем. Нам просто не совсем повезло.

Гражданская война только что закончилась. В Питере – голод. Население попряталось по своим жилищам. Торговля практически отсутствует. Даже на Невском – малолюдно.

Зато периодически появляются патрули – небольшие отряды озлобленных вооружённых людей. У нас на глазах пристрелили молодого парня, который всего лишь стащил пирожок с прилавка!

Мы вместе влезли в информационный массив по России этого периода, который был у них с собой:

Забастовка на Путиловском заводе. Рабочие выступают против большевиков. Восстание в Кронштадте. В Питере вводится военное положение.

Самым близким по времени событием, которое их заинтересовало, оказался Кронштадтский мятеж, увы, недавно разгромленный.

8 февраля умер Кропоткин, совсем недавно – 2 августа умер Александр Блок – самый известный поэт серебряного века. Здесь же в Питере в августе родился Андрей Сахаров – изобретатель водородной бомбы.

22 августа расстрелян за участие в контрреволюционном заговоре Николай Гумилёв – первый муж Анны Ахматовой, блестящий поэт, воин и путешественник.

– А Гумилёв, возможно, жив ещё. И мы можем его спасти. – Это Филиппу первому из нас

пришла в голову эта идея. – Глаза его заблестели, он начал фантазировать, развивая свою мысль.

– Ты что, предлагаешь брать штурмом тюрьму?

– Нет, конечно. Нам надо лишь узнать время, когда узников повезут к месту расстрела.

– Легко сказать. – Я упирался больше для вида.

– Кстати, место, где он похоронен неизвестно. Есть только предположение, что он расстрелян вместе с большой группой участников заговора. Так что наше вмешательство ничего не изменит. – Станиславу тоже понравилась эта идея.

– А что? Если отобьём его у охраны, то вывезем в Финляндию на трансхавере, – Это уже я конкретизировал задачу.

– А не потеряет он свой поэтический дар от всех этих манипуляции? – Засомневался Курт.

– Всё равно это лучше, чем свалится после расстрела в общий ров. – Заключил Филипп.

Утром мы всё равно отправлялись в город. Нарядившись, Фил и я выглядели какими-то бойскаутами-переростками в штанах и куртках, которые добыли нам историки на блошином рынке. Удивившись и посмеявшись сначала, однако, выйдя в город, я и Фил убедились, что это и есть стиль той эпохи. Мы довольно легко разведали местоположение тюрьмы, где содержался Гумилёв. Рядом с проходной располагалась столовая. Время как раз было обеденное. Станислав быстро наладил контакт с женщиной на раздаче. Она ему бескорыстно указала, с кем следует поговорить. За столиком втроём обедали сотрудники ВЧК. Когда двое удалились, один из них, оставшийся за столиком, пошёл с нами на контакт. За толстую золотую цепочку он сообщил, что Гумилёва и других участников заговора повезут на расстрел на следующий день рано утром. И даже показал, через какие ворота их будут вывозить. Удивительно, но лёгкость, с которой нам удалось получить все эти сведения, никого из нас не насторожила.

В этот день впервые светило солнце. Питер, как сказал Курт, смотрелся намного веселее, чем днём раньше. Мы погуляли по Центру. Вчера мы прочитали в хронике, что власти разрешили частную торговлю. В подтверждение этого тезиса по всему Невскому сдирали почерневшие доски с магазинных витрин, вставляли стёкла, чистили фасады. Город пробуждался от долгого оцепенения. Я видел этот проспект, название которого тщетно пытались заменить, в гораздо лучшие времена. А сейчас – мусорные кучи на фоне изысканной архитектуры причиняли почти физическую боль. Но развалин не наблюдалось. Остальное – дело поправимое, как оказалось в исторической перспективе.

**********************.

Было не так просто добраться до тюрьмы ранним утром, но что делать? Пришлось идти пешком часа полтора. Мы шли вдоль тюремной стены, но не успели даже подойти к нужным воротам. И тут несколько разношёрстно одетых мужчин с военной выправкой начали окружать нас. Я сразу понял, что это ловушка.

Мы с Филом встали спина к спине и приготовили парализаторы.

– Уходите, – скомандовал я Станиславу с Куртом. Они послушались – побежали. Тех двоих, что бросились за ними, я положил. В это время Фил отбивался в одиночку ещё от троих. Один из них начал стрелять в воздух из пистолета. А когда парализатор на него подействовал – опустил пистолет, и последняя пуля полетела прямо в Филиппа. Лицо его стало удивлённым, потом глаза остекленели, и он рухнул на брусчатку во весь рост.

Я бросился к нему, забыв обо всём. Взвалив Фила на плечо, я вставал, намереваясь покинуть поле битвы, на котором валялись неподвижно пятеро мужиков, напавших на нас. И в этот момент подоспело подкрепление. Из подъехавшей допотопной машины высыпали вооружённые люди. Я не успел положить Фила. Меня сразу повалили и начали бить ногами и деревяшками от ружей. Причём, очень усердствовали. Почти сразу я потерял сознание.

Очнулся на холодном каменном полу в запертой комнате. Свет попадал в неё через маленькое квадратное оконце. Тюремная камера – догадался я. Всё тело болело немилосердно. Попробовал пошевелить руками и ногами. Переломов, похоже, нет. Одежды на мне практически не было. А парализатор, как ни странно, был на месте. Нарукавник, в котором он смонтирован, видимо, никого не насторожил. Это давало мне шанс вырваться из неволи.

Скоро я услышал, что в камере открыли замок. Вошедший мужчина пнул меня в бок, и сказал что-то вроде, – Вставай, падаль! Я дёрнул его за ногу и, слегка придушив, отбежал как можно дальше в угол и обездвижил врага. Набросив на себя его куртку и кепку, выскользнул из-за двери, попав в длинный коридор. Я крался вдоль стены, держа парализатор наготове. Пока я вышел из тюрьмы, мне пришлось применить его ещё три раза. До нашего убежища я добрался только ближе к вечеру. Курт и Станислав были на месте. Филипп не появился. Я рассказал им, чем кончилась схватка. Всё лицо и тело у меня было в кроподтёках. Кроме того, тошнило, и сильно кружилась голова. Станислав заключил: