Дэвид Лазба - Сквозь ненависть. 11 кругов ада

Но это был не конец моих игр. Помимо игрушек я играл туалетной бумагой. Да, той которой все люди подтирают зад. Я шел в туалет, отрывал двухметровый кусок туалетной бумаги, возвращался в комнату и игрался ею. Но я не просто так волок ее туда-сюда, нет. Я лепил из нее человечков. Отрывал небольшой кусочек и разделял пополам, но не разрывая полностью. Концы же скручивал, чтобы за них можно было держаться и вертеть. То есть у меня был прямоугольник, я его разделил пополам, конец скрутил и вот у меня получились руки. Концы этих рук, я скручивал в шарик, тем самым, превращая их в кулаки. Иногда я делал когти. Мне хватало около пяти или шести таких бумажных человечков, чтобы начать «снимать фильм». Думаю, я единственный кто развлекался таким образом. Сумасшествие, знаю. Но если мне это нравилось, что я мог поделать?

Время шло, я все так же оставался на «продленке» и все так же наблюдал за тем, как моя соседка по парте швыряла козявки в Степу. Мне было искренне его жаль.

Потом у меня появилась новая проблема: каждый день у меня болел живот. Он начинал меня беспокоить где-то со второго урока и вплоть до конца дня. А в туалет я пойти не мог. У меня был барьер, я не мог какать в школьном туалете. Еле-еле малую нужду там справлял, а большую тем паче не мог. Но как-то раз я все же взял в школу туалетную бумагу, и, когда мне, в очередной раз, захотелось какать, я, на свой страх и риск, решил попробовать. Достал ее и побрел в школьную парашу. По пути я вдруг увидел, что надо мной все вокруг смеются. «Почему?» – подумал я. – «Они что знают, что я иду какать?», и вдруг я увидел Тимона, когда он меня заметил, то тоже стал хихикать.

– Почему все смеются надо мной?! – Возмущенно спросил я, подойдя к нему.

– Посмотри назад! – Сказал он.

Я оглянулся и увидел свою туалетную бумагу. Оказывается, я волочил ее по полу, а в руках был лишь маленький кусочек от нее. Дурачье.

– О нет! – Воскликнул я.

Сворачивая бумагу, я пробежался глазами по этим смеющимся лицам. Отвратительный смех, раздающийся из беззубых ртов: ехидно и подло. Они смеялись надо мной и над тем, что я иду в туалет, чтобы покакать. Но беспокоило меня не то, что надо мной смеются, а то, что я вот-вот обделаюсь у всех на виду.

– Эй, нагнись ко мне! – Поспешно сказал я Тимону.

Он нагнулся.

– Я хочу срать! – Сказал я.

– Да я уже понял. – Усмехнулся он. – Ну, иди в туалет, я посторожу у двери.

Я зашел в парашу, сел на толчок, потужился, пукнул, но ничего не вышло. Я просто не мог, пришлось встать и выйти вон.

– Посрал? – Спросил Тимон, когда я вышел.

– Нет, не могу… – Трагично заявил я.

И тут прозвенел звонок, и он ушел, советуя мне на ходу: «Зайди и попробуй еще раз!»

Я не послушал его и медленно побрел к своему классу, переполненный дерьмом.

Весь урок я сдерживался, чтобы не обделаться, но в конце концов – усрался. Я протянул руку вверх и вымолвил, все тем же похоронным тоном:

– Можно выйти?

– Нет, сиди. – Ответила учительница.

– Но мне очень нужно! – Крикнул я.

– Ладно, иди.

Я переваливался с ноги на ногу по пути к туалету, с грузом в штанах, чувствуя вонь собственных какашек. Там не оказалось туалетной бумаги, а свою я смыл чистой, еще в первый раз. Натянув штаны, я вернулся в класс с тем же, с чем и вышел. А впереди был поход в бассейн.

До конца урока я молил Господа, чтобы одноклассники, сидящие вокруг, не чувствовали мою вонь, но такое невозможно было не учуять.

– Кто напердел?! – Спросил один мальчик, по имени Рома.

– Да тут не напердели, а обосрались! – Крикнул другой.

«О Господи! Вот он – конец!» – думал я. Но вдруг, случилось чудо.

– Это Костя обосрался! – Крикнул Рома.

– Точно! – Поддержали его пару человек из класса.

– Так тихо! – Сказала учительница, делая вид, что не чувствует запаха моего добра.

А класс на том и остановился, что это Костя обдристался. Я вздохнул с облегчением.

После урока, мы пошли в бассейн. Я пулей влетел в кабинку, разделся, повесил обкаканные трусы на крючок и надел чистые плавки. Затем я пошел в душ, а после вышел к бассейну и сел на скамейку. Вдруг из душа выбежали мальчики, прикрывая носы и рты. Такое чувство было, будто там что-то взорвалось. Отдышавшись, у всех началась истерика. Они гоготали, как гиены. А я сижу и думаю: «По-любому это связанно с моими трусами».

– Эй, что случилось? – Спросил я Диму.

– Максим блеванул! – Задыхаясь от смеха, сказал он.

– Из-за чего?

– Ты зайди в раздевалку! Там вонь ужасная! Костя и сюда свое дерьмо принес!

Я посмотрел на Костю, он сидел на краю лавочки и плакал. «Бедный, он же ничего не сделал» – Подумал я. Мне было очень скверно и стыдно, я даже подумывал признаться всем, но тогда я бы стал в один ряд с этим Костей, а он был самым настоящим изгоем. «Грязный бомж» – так его называли ребята.

– Август, пойди, понюхай! – Не успокаивался Дима. – Там ужасно воняет!

– Да я верю…

Дождавшись пока все мальчики и девочки погрузятся в воду, я все же направился в раздевалку.

– Ты куда, Новак? – Крикнул мне тренер.

– Я пописать!

Зайдя туда, я побежал к своим трусам, схватил их и швырнул в помойку. «Фух, теперь я точно чист» – Подумал я.

После бассейна меня встретила мама. Я рассказал ей про то, что со мной случилось и заплакал. Она ели сдержала смех, а придя домой положила мне еще больше туалетной бумаги в рюкзак.

– Я не могу там какать! – Уверял я.

– Какай дома! – Советовала она.

Я послушал ее совета, но это не помогло. Живот по прежнему болел, но каждый день по-разному. У меня уже была своя десятибалльная оценка «хотения в туалет». Один-два балла – хорошо, но чуть-чуть побаливает живот, три-четыре – немного беспокоит, пять-шесть – болит и хочется какать, семь-восемь – очень хочется, девять – десять – обдрищивание. В основном было три-четыре балла, то есть терпимо. Но после того случая, через три месяца я снова случайно отложил личинку в штаны. Это был урок английского. Я сидел один на первой парте, с какашками в штанах. Учительница то подходила к моей парте, то отходила от нее. Было слышно шмыганье ее носа – пыталась определить, от меня воняет или нет.

Когда урок закончился, я побежал домой, несмотря на «продленку». Дома ждал брат. Он открыл дверь и вылупился на меня.

– Ты чего так рано?

– Я усрался… – Объявил я.

– Вот черт! – Гаркнул он. – Заходи, давай.

Я зашел в квартиру, мигом разделся и побежал на унитаз.

– Сам вытрешься? – Спросил Тимон.

Меня начал разбирать смех.

– Неа, нужно помыть мне попу. – Хохоча, сказал я.

В тот период, мне еще мыли задницу родители. Так уж вышло, сам я не мог или просто не хотел.

– О Господи! – Недовольно воскликнул он.

Тимон захлопнул дверь в туалет и оставил меня сидеть одного в ожидании. Вдруг я услышал его голос: