Родион Кормановский - Досье неудачника. Дневник странного человека

Я предлагаю им дать. В ГЛАЗ. Каждой.

– Вставайте в очередь, никого не обижу! – декламирую я, и замахиваюсь для пущей убедительности.

Толпа громко закудахтала и растворилась в пространстве. Иначе говоря – табор уходит в небо. Я опять открыл было рот, думая, что всё это мне привиделось, но тут же закрыл, увидев торчащую из-за угла физиономию пожилой цыганки. Она смотрела мне в глаза и что-то нашептывала.

И в голове моей стало вдруг туманиться, но я же не лыком шит.

«Здесь русский дух – здесь Русью!» – решил я и вдохнул полной грудью.

«Нет, уже не пахнет!» – пронеслось в голове, и я использовал свои средства против нечистой силы. Как Гендальф и Илья Муромец вместе взятые.

Нет, не молитву – средства народные, неофициальные, так сказать. Они именуются: кукиш в харю и посыл на первопричину всего земного с присовокуплением пятнадцатиэтажного упоминания всех известных матерей.

Цыганка крикнула по-русски:

– Завтра повесишься! – и скрылась за углом.

Я добавил ещё двадцать этажей народного сленга и показал средний палец тому месту, где она только что стояла. Впрочем, последний жест был уже импровизацией – американский вариант. Тянет нас ко всему заокеанскому и всё тут! От «мустанга» до бубль-гума и от Голливуда до фака. Так и живём.

Почувствовал я себя после этого международного посыла гораздо легче, но туман в голове как был, так и остался. Прохожие глядели на меня с одобрением. Ещё бы – национальный герой! Иван-дурак новой формации, победивший Соловья-халявщика.

В общем, накопился у меня стресс. Срочно нужно лекарство. А оно где? В ближайшем магазе. А оно с кем? С Богданом. Надеюсь, он на этот раз со смеху не лопнет?

Вытаскиваю мобилу и набираю номер. На сигнал «SOS» Богдаша реагирует мгновенно, особенно когда появляется халявный стакан, который надо опрокинуть.

И пока он крутит маневры, запутывая жену, чтобы слинять из дома, я размышляю о странностях жизни. Вот я – одинок и несчастлив – пью портвейн. Богдан – женат и счастлив, и тоже пьёт портвейн. Странно!

Хотя у него свои нюансы. Жену он любит, она его тоже. Она целыми днями пялится в телевизор (предпочитает «Дом-2»), а он готовит и убирается. Вот оно – женское счастье, был бы милый рядом и обслуживал заодно. А он норовит от неё слинять при первой возможности, чтобы с друзьями увидаться, которых она от дома отвадила.

А она его пилит. А он наливается. Любовь! А она на нервах у него играет, что Паганини на скрипке. А он для неё всё. Но пьёт.

А она его достаёт. А он терпит. А она его из дома не выпускает. А он за хлебом. Как сегодня. Поэтому-то я для него – луч света в тёмном царстве!

Потому что счастье у него какое-то не очень счастливое.

И ведь знает, что ночью, когда он пьяный уснёт, она его поднимет пощёчинами или тычками и будет отчитывать.

И всё равно пьёт. И всё равно любит. Но ведь бежит от неё, хотя потом и возвращается. Терпеть её не может, но и без неё не может. Вот она – любовь по-русски!

Так он превращается в мазохиста.

Да, странные у нас мужики!

И бабы не менее странные.

Я уже почти тону во всех этих противоречиях, когда, наконец, появляется Богдаша, с которым мы и закатываем нашу любимую программу: магазин – портвейн – набережная.

Что называется, шары залили и опять светит солнце!

А поутру они проснулись…

Я проснулся. И они тоже.

И увидел эту говорящую задницу!

Ой!

Это я на часы посмотрел. На работу пора. Там и продолжу. Пока.

…Щёлк.

* * *

Щёлк. … Это опять я, и бодрости как не бывало!

Только что прослушал все мои записи и сделал вывод: в моей жизни смысла нет. Никакого.

Зачем живу?

Ради портвейна?

Семья, дети?

Нет их. Хотя когда-то я был женат, но это было, как будто в прошлой жизни. Как однажды сказала одна мадам:

– Ты остервенился. То есть насмотрелся на все бабьи заморочки и больше жениться не захочешь.

В точку.

…Щёлк.

* * *

Щёлк…

Посмотрел я тут, походил. Нашёл. Стреляться мне всё равно не из чего, вены резать – идиотизм. Нашёл трубу вентиляции, такую, по каким в боевиках воры в банки пролазят. Только потоньше – аккурат, ремня хватает перекинуть.

Ремень уже подвесил.

Сейчас иду к месту казни. Запись оставлю включённой, чтобы, так сказать, никого не обвинить случайно.

Залажу на стул.

Как думаете: реинкарнация существует? Хотелось бы родиться в следующей жизни котом. Или деревом. Или камнем и всё пофиг.

Не вижу смысла опять быть человеком. Всё время одни и те же грабли. Человек человеку волк! Нет любви! Что за жизнь?!

В моей смерти прошу винить начальство, деньги, честно заработанные на портвейн, не даёт!

Похороните меня, нет, не за плинтусом, а на набережной.

Идут пионеры:

– Салют, алкашу!

Нальют пенсионеры:

– Салют алкашу!

В общем, просьба – считать меня коммунистом.

Да поможет Вам Бог, друзья!

Прощайте!

Эх, нет повести печальнее на свете, чем повесть о Родионе без Джульетты.

Всё!

Дзынь! Шлёп! Бам! Ба-бах!

– А – а – а! О – о – о! Моя жопа! Что ж так больно-то! Повесился на хрен! О, моя башка! Какой хрен строил эту вентиляцию! У – у – у!

…Щёлк.

Щёлк…

Привет!

Теперь я точно знаю, что я как Кощей! Моя смерть находиться не в шее. И не в заднице. И не в голове. А где – догадайтесь сами.

Если, конечно, хотите меня убить.

Хотя, это вряд ли.

Психологи говорят:

– Никогда не общайтесь с неудачниками.

Так что убивать меня я вам не советую. А вот пообщаться можете, авось удачей меня заразите. Впрочем, я слышал, что подсознание «не» не воспринимает, а значит, если я говорю неудачник – оно слышит:

– Удачник!

Так что – вперёд, к новым свершениям, к битью всеми частями тела об пол и стены! Жизнь прекрасна!

Коммунистом я так и не стал, несмотря даже на то, что комсомольцем был.

В общем, получил я вчера большой взрыв бодрости по разным частям тела. Заново родился в прямом и переносном смысле.

Действительно, побывав на краю, чувствуешь себя другим человеком. Я теперь даже не неудачник, чтобы не произошло в моей жизни. Плевать мне на все проблемы мира и мои, вместе взятые! Неудачником я был бы, если б удалось повеситься, а теперь нет.

Официально заявляю:

– Теперь в моей жизни будет бездна удачи!

Я даже имя новое получил.

Но об этом позже.

Вернёмся к говорящей заднице, которую, я увидел вчера утром.

Вы, конечно, решили, что это опять какая-то штучка в духе Нострадамуса?

Отнюдь!

Итак, открываю глаза. В голове бьют кремлёвские куранты, а передо мной – этот наглый попец, поющий мне серенады.

«Всё! Жопа! Допился!» – первая моя мысль.

Впрочем, учитывая то, что было прямо передо мной, мысль вполне разумная, не находите?

Но всё моё естество воспротивилось против такого поворота событий и я, ещё не вполне проснувшись, начал отворачиваться. Это, однако, оказалось не просто. В моей черепушке тут же начались строительные работы: кто-то сверлил, колотил, что-то двигал и работал там отбойным молотком.