Александр Черенов - За спиной адъютанта Его превосходительства. Книга первая

Последнюю фразу Пинский выдал, не скрывая зависти, и замолчал. И пока он молчал, мечтательная улыбка блуждала по его лицу. Чувствовалось, что ему хорошо «там» не меньше, чем неизвестному Жоре Закладину – здесь. Наконец, он мотнул головой – и нехотя вернулся из заоблачных высот к прозе жизни.

– Ну, так вот. Вы вызовете его, а когда он подойдёт к Вам, скажете ему: «Доброе утро, Антон Макарыч!» и передадите…

– Э, нет, приятель: такого уговору не было! – решительно перебил его Жора. – Ходить ещё куда-то, кроме, как до Вас, я не подряжался!

Пинский в очередной раз продемонстрировал неоригинальность: растерялся. Правда, он почти тут же исправился: начал очень живописно канючить.

– Ну, что Вам стоит?! Ведь Вам всё равно по пути и…

– И потом.

Жора тоже кое-что продемонстрировал в очередной раз. А именно – обезоруживающее нахальство.

– «Доброе утро, Антон Макарыч!»?! Это в четыре-то часа дня?! Он, что – должен меня принять за идиота? Так задумано?

Исчерпав все средства оперативной работы, в том числе и слёзные просьбы, Аркадий Леопольдыч капитулировал – молча, но безоговорочно. В едва скрипящий – но функционирующий – механизм подпольной работы вмешался случай в лице этого неподатливого и такого неправильного молодого человека. Сообразно летам и воспитанию, ему следовало на каждое слово отвечать «Яволь!» – а он, если и отвечал, то так, что даже его молчание было бы наградой для собеседника.

– Ладно!

Жора взбодрил плечо хозяина снисходительным похлопыванием.

– Гоните ещё монету – и по рукам!

Не успев, как следует, взбодриться, Пинский опять упал духом.

– Видите ли… как я уже имел честь сообщить Вам… Как человек чести… Слово чести…

Поскольку заверениями в верности чести платёжеспособность хозяина и ограничилась, молодой человек немедленно изобразил разочарование. В этом мероприятии активно поучаствовали мимика и жесты, а вскоре к ним подключился и соответствующий текст.

– Э-э-э, товарищ, так дело не пойдёт! «В другой раз!» В другой раз Вы за другое заплатите! А сейчас – либо гоните ещё червонец, либо я понёс эту гадость Виталий Палычу, раз уж подрядился! Итак, Ваше слово, товарищ?

«Товарищ» молчал. Слов у него не было.

– Ну, тогда, как говорится, «прощевайте»!

Жора, взял банку и направился к двери.

Окончательно теряя лицо, Пинский собачкой засеменил следом.

– Кланяйтесь Виталий Палычу и супруге его, Аксинье Андревне! – пропел он уже в спину юноше.

Берясь за дверную ручку, Жора и не посчитал нужным обернуться.

– Всенепременнейше, – оставил он за себя иронию, а сам вышел…

…Виталий Палыч дожидался племянника на крыльце: так велико было его нетерпение.

– Ну, что? – откуда-то снизу заглянул он в глаза Жоры. – Как наши дела?

– Нет, уж, пусть они останутся вашими!

Жора выразительно поработал глазами и протянул дяде завёрнутую в газету банку.

– Сейчас будете кушать, или ужина дождётесь?

На этот раз Аксинья Андревна не пощадила супруга: прыснула в кулачок. Но Виталий Палычу было не до демонстрации оскорблённого достоинства. С банкой в руках он растерянно озирался по сторонам, определяя, куда бы её пристроить.

– Да на обеденный стол – куда же ещё! – «пришёл на помощь» юноша. – Или – в кухонный шкаф, рядом с повидлом!

Уже по дороге в свою комнату он вспомнил последнюю просьбу Аркадий Леопольдыча. Последнюю – пока ещё в смысле очередности.

– Ах, да: «на дорожку» товарищ просил Вам кланяться.

Юноша шутовски поклонился Виталий Палычу.

– А теперь – пару слов без протокола, если позволите.

Видимо, догадавшись о характере этой «пары слов», Виталий Палыч ещё ниже опустил голову – так, словно изготовился к восхождению на Голгофу.

– Так вот, дядюшка: если надумаете опять мастерить «потайной» карман – я вижу, с каким огорчением Вы обнаружили его отсутствие – позовите меня! А не то Вы на пару с Вашим дружком изуродуете хорошую вещь. А лучше: доверьте мне записку. А ещё лучше: попросите меня передать информацию на словах. Но лучше всего: «завязывайте» Вы с этим делом, пока не поздно – мой Вам совет!

Жора лаконично откланялся и скрылся за дверью своей комнаты., Утомленная мимикой в адрес мужа, Аксинья Андревна ушла к себе. Ну, а Виталий Палыч остался стоять посреди залы с нерешительностью во взгляде и банкой в руках. И, если банка была величиной переменной, то нерешительность являлась его перманентным состоянием…

…Затворив за собой дверь, Жора взял в руки потрёпанный том Конан Дойла, и сел в кресло. Чтение совершенно не шло на ум – и он предался размышлениям. Нет, не на тему Виталий Палыча: здесь всё было, более-менее, ясно. Мысли его занимал другой предмет: Аксинья Андревна. Ей же адресовались и его безудержные фантазии. С каждым днём эта двадцатисемилетняя красавица занимала всё больше места – и не только в его мозгах, но и в его брюках.

…В комнате чуть дальше по коридору Аксинья Андревна предалась аналогичным размышлениям о Жоре. Она давно уже не таила от себя интереса к этому юноше, для своего возраста едва ли не совершенному физически и умственно. Всё в нём ей нравилась: и насмешливая острота ума, и атлетическая фигура, и «мужское достоинство», не по годам мощно оттопыривающее брюки, когда его хозяин глядел на неё.

Аксинья Андревна всё чаще ловила себя на мысли о желательности «сближения» с перспективным юношей – и не только духовного. Если уж не сообщник, то любовник из него должен был получиться. Потенциал юноши чувствовался уже на расстоянии: в таких делах Аксинья Андревна была дока. Проблема инцеста не была проблемой: родственником этот юноша был ей только по мужу.

И она всё чаще стала появляться перед молодым человеком неглиже, демонстрируя не столько изысканность своего белья, сколько очаровательные выпуклости своего тела. Созерцая это великолепие, Жора едва сдерживался, чтобы не признаться Аксинье Андревне в своих чувствах на ближайшем диване, а то и прямо на полу.

Его плотоядные взоры не пропали втуне: Аксинья Андреевна пришла к заключению о том, что мальчик «дозрел» до решающего объяснения. А, придя к заключению, она пришла к юноше. Как чаще всего бывает в романах и в жизни, это случилось однажды вечером. Случилось тогда, когда супруг, как ему и полагается по сюжету, отсутствовал. В данном случае – «по подпольным делам».

Жора лежал на диване. Но не с книгой в руках: с другим предметом. До этого мероприятия его довели непреходящие соблазны и невозможность их удовлетворения естественным образом. Услышав деликатный, но настойчивый стук в двери, он вскочил на ноги, открыл дверь… и остолбенел: Аксинья Андревна стояла перед ним в тонком шёлковом халате, распахнутом не только на груди.