Алекс Игорь А. - Бомбилы

Юрьич усмехнулся, пожал плечами.

– Извини, неинтересно. Меня пока все и так устраивает.

Вечером все водители сдали по половине, за исключением одного, того самого скептика на малолитражке.

Юрьич переругался со всеми. Названивал на мобильные, грозил, ругался, записал всех в должники. Позорный список назидательно вывесил на стену. А я попал под раздачу, как главный баламут – хотя по совести говоря, инициатива изначально исходила от аксакалов, я лишь поддержал ее.

На следующий день, когда я привычно вышел утром на смену, оказалось, что свободной рации для меня нет.

Вот так я и стал бомбилой.

В общем, эта самая низшая каста и бесправная категория из всех возможных. Лицензии нет ни у кого. Никакого стажа тем более не идет. Сравните условия труда – если раньше я сидел в машине, ожидая заказ по рации, то теперь я стоял, как на панели, в ряд с пятью-шестью дежурными бедолагами у входа на местный центральный рынок, зазывая всех и каждого:

– Такси, такси, такси не желаете?…

Мой недешевый пуховик и хорошие зимние ботинки спасали от холода плохо. За целый день так настоишься на ветру и морозе, под снегом и нередким, что странно, зимним дождем, что коленки выгибаются в обратную сторону и в пояснице появляются ощущения ревматика-хроника.

Закон подлости существует, проверено многими. Вот и здесь. Вроде увидишь, что народа совсем нет, думаешь, дай посижу пять минут в машине – и только смотришь, и народ появился, и мужики наши, подхватив сумки, приподнято повлекли пассажирок к своим машинам.

Официальные таксисты называли нас – «попрошайки». Мы не обижались. Чего обижаться, коли так оно и есть. Теперь я понял, что должны были испытывать офицеры разбитой белой армии, когда за границей с большим трудом устраивались швейцарами или зазывалами в рестораны.

Жесть – вот что они должны были испытывать. Но ведь стояли…

Но и плюсы были. Главный плюс – свобода. Когда хочешь – приехал, надоело – уехал. Нередко случалось так – потанцуешь на промозглом ветру всего пару часов – и глядь, уже больше чем за весь день у официалов набил. Но бывало, что все воскресенье протопчешься – и только на пачку сигарет и выйдет. Почему так, кем и как все это регулируется – непонятно. Поэтому среди бомбил-топтунов были свои философы.

– День на день не приходится, – пожимали они плечами, и морща обветренные лица. – То пусто – то густо…

Даже самые опытные водилы нередко промахивались в своих прогнозах. Думали, сегодня будет дрянной, никчемный день, а он, глядишь, напротив, радовал. Ну и наоборот, конечно.

Если разбить бомбил на категории, то перечень будет примерно такой:

– «философы»

– «пердуны»

– «зазывалы»

– «молчуны»

– «директора»

Что касается первой категории, о них все сказано выше, не будем повторяться. Добавлю лишь, что как и положено философам, они были подлинными, неисправимыми стоиками.

«Пердуны» – самая противная, конфликтная категория. Невесть с чего они считают, что вправе диктовать правила жизни всем остальным. Выглядит это примерно так:

– Что ты ко всем подряд цепляешься? «Такси, такси»… Иди вон к своей машине и стой там. И вообще, ты не из нашего района.

Тут следует объясниться. Среди пердунов было много бывших мили(поли)цейских, выгнанных из органов за проступки различной степени тяжести. Но знакомых там у них осталось великое множество. Потому они, наплевав на запрещающий знак, ставят машины на самое козырные места – прямо у входа на рынок. Люди с тяжелыми сумками ныряют в ту машину, которая ближе – то есть именно к пердунам. Остальные бомбилы, не имея такого блата, вынуждены «зазывать» почтенную публику, а потом, помогая с поклажей, бережно вести пассажиров к своей машине, стоявшей метрах в десяти. Так что делали эти «бывшие», хамоватые и в чем схожие перцы? Иногда, если кто-то зазевался и не успел завладеть сумками, в наглую перехватывали растерявшегося пассажира и увозили неведомо куда.

Не любили мы их страшно. Честно сказать, когда я впервые попал под раздачу одного из пердунов, даже немного опешил.

– Тебе говорю, кажется! – повторил один такой, плотный, усатый, седой, в капюшоне. – Оглох, что ли?

Я повернулся к нему, и пропустил клиента.

– Ты мне?

– Тебе, тебе! Вали отсюда в свою Москву. Мы здесь годами стоим, а вы лезете, как мухи на говно…

Но я уже пришел в себя от неожиданности, и почувствовал нехилую злость.

– Ты мне кто такой, чтоб указывать, где стоять и что делать? – я подошел к нему вплотную, чувствуя, что меня реально трясет – то ли от холода, то ли от адреналина.

Но тот тоже, накрутившись, вошел в нехилый раж.

– Вали отсюда, говорю по-хорошему!

– А то что будет?

– А то колес недосчитаешься!

Вообще, стыдно признаться, но мне редко удается контролировать гнев, когда вот так в наглую наезжают. Это плохо. Таких гнид нужно давить исключительно спокойствием. Тем более что это собаки, которые зачастую много лают, да не кусаются. У них вся энергия в гнилые базары уходит.

Мужик был ниже ростом примерно на полголовы, и я, так получилось, навис над ним, сжав в карманах кулаки.

– Ты мне угрожаешь, дядя? – если бы он не сбавил обороты, мордобоя было бы не избежать. Средь бела дня, у главного входа в центральный рынок. Скверно. И вот ведь сучья кровь – уверен, он бы выкрутился, а мне бы неприятностей насыпали на полный капюшон.

– Ты мне всех клиентов распугал! – фраза его прозвучала как-то по-бабьи, разве что руками не всплеснул.

– Это не твои клиенты. И ты здесь – никто. Здесь все равны.

– Хочешь, ты сейчас уедешь отсюда?

Мне стало интересно. Вот, старый пендос…

– Давай.

Некоторое время мы мерили друг друга взглядами. Он сел в машину, укатил.

Я, унимая адреналиновый всплеск, решил ждать. В конце концов, стоять там, где я стою – не противозаконно. Что мне могут предъявить? Лицензию могут потребовать только гаишники, и только в том случае, если поймают на незаконном извозе и меченой купюре.

Вскоре тот вернулся. Один, без подмоги. Встал на свое блатное место, остался сидеть за рулем.

Ясно. Остыл дядя. Ну и хорошо. В этом момент ко мне подошла женщина:

– Вы такси? Сколько будет по городу?

Этот случай подружил меня со всеми остальными категориями бомбил. Даже с теми, кто раньше на всякий случай косился. Все же я здесь был пришлым, чужаком.

Но сейчас, когда я вернулся, один из почтенных «философов» одобрительно кивнул остальным, подошедшим.

– Правильно он все ему сказал. Кто его здесь главным назначал? Как умеем – так и работаем. И так им прав больше, чем нам – под знаком стоять, так они еще недовольны, козлы…

Вот такие страсти кипят иногда на ровном месте, в самом центре захолустного городка.