Иван Калина - Возврату подлежит. Ты стал другим. Беги!

– Я одного не понимаю, как мы могли все вместе одновременно потерять память? – не унимался он – Это же ненормально! Не укладывается ни в какие рамки! Этому нет объяснения ни в науке, ни даже в религии, черт бы все побрал!

– Чертей-то к чему приплел?

– Да я уже не знаю, кого сюда приплетать. Я грешным делом подумал, может, это все же моя невнятная болезнь начала свою… эту… короче, начала прогрессировать? Ты говорил, что это не эпилепсия.

– Я и сейчас это говорю.

– Тогда что это?!

Глеб с надеждой посмотрел на Сотеева. Ему хотелось хоть какого-то объяснения, хоть чуточку ясности, какой-то почвы под ногами. Пусть ему объявят, что он сошел с ума, он и это примет. Лишь бы не этот непонятный разброд в происходящем вокруг и в собственных мыслях.

– Хочешь, чтобы я тебе сказал, что все, что происходит с нами – всего лишь плод твоего больного мозга? – спросил Сотеев, по-доброму смотря на приятеля. – Окей, пусть будет так. Ты сошел с ума. И мы тебе все чудимся. Прими это и успокойся. И вообще… Мне не нравится твое возбуждение. Тебе нужно поспать. – Тон Сотеева стал заботливым. И Глеб действительно почувствовал себя жутко уставшим.

Сотеев подошел к низкой палатке с провизией, выкатил канистру с водой. Озорно подмигнул.

– Устроим душ?

– Это же питьевая вода. – Глеб покачал головой.

– Плюнь. Какая разница. Быстрее закончится еда и питье, быстрее они начнут искать выход. А то сидят, как старухи на лавочках.

Глеб неуверенно пожал плечами. Может, Захар и прав? Сотеев открутил крышку, наклонил канистру. Глеб скинул с себя свитер. Прохладный воздух облизал его кожу, мгновенно покрыв пупырышками. Но это было до жути приятно. Ощущение дикой свободы и удовольствия. Глеб подставил руки под струю льющейся воды, плесканул пригоршню на лицо, шею, плечи. Встряхнулся от обжигающего холода, крякнул. Черпнул еще воды, растер по телу. Сделал несколько размашистых движений руками, разогреваясь.

Сотеев рядом отдувался как тюлень, намывая лысый череп и плеща через плечи на спину. Ухал и подпрыгивал. Странный все же этот Захар – с ними такое происходит, а он не забывает аккуратно брить голову. Волоски, покрывающие голову вокруг гладкой макушки, торчали на миллиметр, не больше. Педант, черт бы его побрал.

Глеб подобрал с земли свитер. Тот кололся и цеплялся за влажную кожу, не желая натягиваться.

– Захар, а что ты последнее помнишь, перед тем, как проснулся здесь?

Сотеев блаженно улыбнулся:

– Ее. Катюшу. У нее были такие длинные ресницы! А какие ноги… – Сотеев вздохнул, предаваясь приятным воспоминаниям. – Я только что приехал на море. Солнце, пальмы, песок и красивая женщина… Сказка. – Сотеев даже потянулся, как будто только что пережил самые прекрасные минуты секса.

– А когда это ты на море уехал? – ворвался в его блаженство Глеб. – Какого это было числа?

Сотеев недовольно покусал губы, возвращаясь от поэзии к прозе.

– Восемнадцатое июня. Начало сезона.

– А я? Где был я? – забеспокоился Глеб.

– Откуда я знаю? Мы не созванивались. А какая Катюша…

Глеб разозлился на врача. Охает как романтичная барышня, совсем мозг застило?

– Семнадцатое июня! – горячился он. – Именно такое число я помню последним. У меня был приступ. Значит, ты должен был про него знать. Я помню, что пытался дозвониться тебе.

Его горячность передалась и Сотееву. Он раздраженно засопел.

– До вылета звонка не было. А в самолете я отключил телефон.

– А когда ты вылетел? В котором часу?

Сотеев сморщил лоб. Глеб опять разнервничался.

– Давай, вспоминай. Если у нас идентичные симптомы, прошлое ты должен помнить, как вчерашний день.

– Я помню, – огрызнулся Захар. – Вечером в восемь пятнадцать. Время вылета самолета. Место девятнадцатое. Я сидел у окна. Все было как обычно, как в сотнях перелетов. Я уж и сам думал, голову ломал. Уверяю – ничего сверхнеобычного.

– А с Катюшей ты где познакомился? – вдруг спросил Глеб. Сотеев не сразу нашелся с ответом.

– Накануне. В баре.

Ну это ясно, Сотеев в своем амплуа.

– И что? Эта девица тебе так понравилась, что ты взял ее с собой на курорт? Вот так, на другой день?

– Слушай, отвали, а? Это мое личное дело. – Сотеев отвернулся.

Но Глеб и не подумал сбавлять обороты. До скромности ли сейчас? Он чувствовал, что подцепил начало какой-то интересной схемы.

– В нашем деле любая деталь может быть важной.

– Ты маньяк? – теперь уже Сотеев выходил из себя. – Тебе всюду мерещатся интриги и преступления. Заняться больше нечем?

– Да. Представь себе, тут больше нечем заняться! Так, может, ты расскажешь, с чего это ты придумал взять с собой неизвестную девицу, с которой ты был знаком всего несколько часов?

– Да не брал я ее с собой! Просто… она случайно оказалась в том же самолете и том же отеле. Ну не приятное ли стечение обстоятельств? – Сотеев уже орал, хоть и сам слышал, как все это фантастически звучит.

– Стечение обстоятельств? – Глеб чуть не задохнулся от саркастического смеха.

– Тогда мне показалось это милым совпадением. – Сотеев как-то сразу сник. – Сейчас понимаю, что глупо повелся… Но откуда мне было знать! В отличие от тебя мне не чудятся везде заговоры и шпионы.

– Да боже упаси!

– Я понял, к чему ты клонишь. Катя состоит в некой мифической группировке. Она подсыпала мне какой-то порошок, либо сделала укол, и я впал в забытье, меня перевезли сюда. Так же, как и всех остальных? Так?

– Возможно, – задумчиво протянул Глеб. – Это как один из вариантов.

– Но зачем???

Из палатки напротив высунулся сонный профессор.

– Извините, который час? – спросил он, близоруко прищуриваясь.

– Мы без часов, – ответил, как можно любезнее Глеб и потащил Сотеева за рукав, перешел на шепот. – Тут надо быть аккуратным в разговорах. Не знаешь, кому можно доверять, а кому – нет.

– Ты что-то знаешь про них? – тоже тихо спросил Сотеев, оглядываясь на палатку профессора.

– Короче, тут много непонятного. Но главное, отсюда выбраться. – Глеб был решителен как никогда.

– Ты все еще надеешься прорвать замкнутый круг? – Сотеев заинтересованно посмотрел на приятеля.

– А ты веришь в этот круг? Что это вообще такое – замкнутый круг, с чем его едят и как он получился? Кто его сделал? Боги? Люди? – Глеб напирал. – Нет никакого круга! Профессор сказал, что кто-то нарочно спрятал все отчеты о походе, вырвал страницы из его дневника, где он записывал все об экспедиции. Кто-то намеренно хочет, чтобы мы не знали, что здесь произошло. Копытов, кстати, тоже об этом знает. Вчера он пытался мне всучить бумажки под видом дневника.

Сотеев резко остановился.

– Что он тебе сказал?

– Да ерунду! Блефовал, чтобы перетащить меня на свою сторону.