Игорь Маранин - У ваших стен есть уши. Фантастика для молодых людей любого возраста

– Пирогов! – грозный рык физика обрушился ученика в прямом, переносном и во всех прочих смыслах.

– А? – дернулся тот.

Но было поздно, слишком поздно….

– Шпору мне на стол! – приказал Аванес Михалыч, свисая с потолка прямо над головой Гоши Пирогова. – А сам – вон из класса.

Долговязый Гоша уныло поднялся из—за электронной парты, выключил невидимость виртуальной шпаргалки и сутулым вопросом побрел к учительскому столу.

– И пусть отец зайдет в понедельник в школу! – догнал его раскатистый бас физика.

– Он не сможет, – машинально ответил Гоша. – Он того—этого… в Африке, на конгрессе египтоолухов.

И тут же покраснел до корней своих длинных рыжих волос: громкий смех одноклассников взорвал тишину, и она разлетелась веселыми осколками по всему классу. Даже физик и тот не удержался от улыбки.

– На конгрессе кого? – переспросил он.

– Мама так шутит… того—этого… – насупился Гоша. – Но её тоже в городе нет. И раньше следующей пятницы не будет, она в Индии слонов лечит.

– Тогда пусть Петрович зайдет, – заявил Аванес Михалыч, и Гоша Пирогов окончательно сник.

Петрович был их домашним роботом – настоящим, металлическим, как из древних фантастических книг. Андроидные, то есть похожие внешне на человека, были запрещены в самом начале эпохи интеллектуальной робототехники. Оно и правильно. Машина есть машина, человек есть человек. Не стоит смешивать их друг с другом. Беда в том, что Петрович был роботом старой закалки, и ежели что мог запросто отшлепать по мягкому месту. И неважно, что тебе уже почти четырнадцать, и ты взрослый самостоятельный человек. Петрович – он такой, у него не забалуешь…. Отец и тот его побаивается.

Беда, как известно, не гуляет одна. Она любит шумные компании таких же задиристых и несносных особ. Не успеешь обидеться на нее за одну каверзу, как тут же случается вторая. Вот и с Гошей Пироговым так вышло. Только прикрыл за собой дверь класса, как из соседнего кабинета показалась Нина Ивановна.

– Пирогов! – окликнула она мальчишку. – Ты почему мне план своего выступления не сдал?

– Какого ещё выступления? – удивился Гоша.

– Пирогов! – возмутилась Нина Ивановна. – У тебя завтра доклад по истории живописи! На районной школьной конференции. Будут представители районо, будут юные художники из школы изобразительных искусств, будет сетевая пресса! Ты хочешь меня под монастырь подвести?

Гоша отрицательно помотал головой. Ему совсем не хотелось, чтобы Нину Ивановну нашли под фундаментом старого каменного монастыря. И почему этот доклад из головы вылетел? И когда его готовить, скажите, пожалуйста? За один вечер? Нереально!

– Нина Ивановна! – простонал Гоша. – Я до завтра не успею!

– Если постараешься, Пирогов, обязательно успеешь! – отрезала учительница. – Иначе я тебе за четверть двойку поставлю, понял?

И, заглянув в висевшее в холе зеркало, Нина Ивановна торопливо направилась к выходу из школы. Легкие школьные тапочки её стремительно обрастали кожей, превращаясь в изящные туфли на высоком каблуке, кофточка пошла пятнами, подстраиваясь под модный в этом сезоне тигрово—леопардный оттенок, а нанопарикмахеры из заколки в волосах торопливо сооружали вечернюю прическу. Пятница как никак…. День дружеских встреч и свиданий.

– Доклад по живописи? – удивился Гарик Капустин, закадычный Гошин друг из параллельного восьмого «в». – До завтра? Да плюнь, все равно не успеешь…

– Я бы того—этого… плюнул, – понуро идя рядом с товарищем, заверил Гоша. – Подумаешь, двойка! А отец не—е—е…. Он на пару в четверти никогда не плюнет. И Петровича я боюсь. У него, когда… того—этого… винтики за болтики заходят, он сразу тираном становится. Он же старше деда, этот Петрович! Отец на прошлой неделе заскочил на машине времени в четырнадцатый век эля попить, так Петрович такой шурум—бурум в доме поднял! А меня за двойку вообще убьет.

– Хватит ныть! – оборвал друга Капустин. – Из любой ситуации есть выход, думать надо!

Гоша тяжело вздохнул:

– Вот я и думаю… точно убьет Петрович.

Они шли через городской осенний парк, внимательно смотря под ноги и стараясь не наступить на крошечных искусственных муравьев, оттаскивающих с дорожек большие красные листья. На газонах между деревьями «муравьи» строили из листьев огромные фигуры доисторических саблезубых тигров, пещерных медведей и динозавров – к готовящемуся фестивалю под названием «Сквер Пермского периода». Были в парке и настоящие муравейники, безо всяких нанотехнологий, где жили так называемые городские мураши, особый подвид, научившийся телепортировать у своих электронных братьев нужные для строительства материалы. Стоило Гарику подумать об этом, как идея родилась сама собой.

– Разворот на триста шестьдесят градусов! – заявил он. – Бьём челом Аванесу, падаем ему в ноги и валяемся в них до победы жалости над разумом. Просим симулятор.

– Зачем нам симулятор? – удивился Гоша.

– Деревня! – весело сообщил Гарик. – Подключаемся в картинной галерее к залу двадцатого века, и за пару часов ты больше академика знать будешь! Надо только убедить Аванеса, что мы для изучения физики берем – это раз. И в галерее, что мы по заданию из школы – два. И вообще, классно же! Никто ещё симулятор присутствия не использовал для того, чтобы попасть в выдуманный, а не реальный мир!

Переход был столь резким, что юным путешественникам невольно пришлось зажмуриться. А когда они открыли глаза, то обнаружили, что находятся в весьма странном мире. В мире, где нельзя сосредоточиться ни на одной детали: она сразу же распадается на множество маленьких точек разного цвета. Только издалека, с нескольких шагов можно было разглядеть, что оказались они в большой комнате со старинными шторами и красными стенами. За овальным столом пили чай пожилой господин с длинными седыми бакенбардами и женщина в темной одежде. Ещё была немолодая служанка, застывшая рядом с женщиной. В руках она держала нечто белое, но что именно – понять было невозможно. Больше всего Гошу поразило, что у этих людей совсем не было глаз. Так, легкие мазки, намек на органы человеческого зрения.

– Qui ici? – спросил мужчина, поворачивая голову на незнакомый звук.

Он действительно не видел, этот таинственный господин, сотканный из несмешиваемых между собой точек чистого цвета. Одна точка – один цвет.

– Кто здесь? – пришел чуть запоздалый перевод Симулятора.

– А вы кто? – невежливо, вопросом на вопрос, ответил Гарик, и Симулятор тут же преобразовал его ответ на французский язык.

– Мы – пленники пуантилизма, – ответила за господина женщина. – В 1886 году нас заманил сюда художник Поль Синьяк. Помню, это было чудесное утро, мы сидели за столом и пили чай, собираясь выехать на Елисейские поля, когда пришел Поль и попросил нас позировать для его новой картины. Он писал её два года! Два года его обаятельного плена, мягкой паутины слов, из которой невозможно выбраться, а потом…