Вадим Гуща - Семь звезд Гражуля Колы. Приключенческое фэнтези

– Или? – повторяю я эхом.

– Поможешь мне умереть

В этот раз череда бесконечных попыток поймать мой взгляд для нее закончилась.

– Так я обещал оказать тебе такую услугу? – я потрясенно смотрю на нее.

За нашим столиком повисла гробовая тишина говорящих глаз. Если бы она попросила об этом вчера я бы не раздумывал. А сейчас…

– Так почему я? – спрашиваю глазами.

– Ты никогда не бросишь своего, – так же взглядом отвечает она, – Я следовала за тобой весь обратный путь через Пограничье. Ты много часов нес Рыжую и не остановился. Только при встрече с удильщиком Кройдана вытащил нож и пошел прямо на него. Навье свидетель, я никогда в жизни не видела, чтобы эта тварь чего-либо испугалась и отползла в сторону.

– Ты знала о навьем заклятии?

– Да, но не знала, что оно наложено до утра.

– Так почему я? – повторяю вопрос.

– Ты всегда помнишь о своих живущих не так, даже не осознавая этого.

– Этого достаточно?

– Нет. Но главного ты не поймешь, пока не вспомнишь больше.

– Почему ты промолчала о выборе вчера ночью?

– Я хотела, но ты был так нежен и я… я забыла от счастья.

Рыжая. Беременная двойней Алеся. Алька. Я не чувствую ее в себе. Почему-то совсем. Что-то сломалось внутри за несколько минут или переродилось в совершенно другое чувство. Не знаю. И даже не желаю знать. Только глаза навки напротив, полные безграничной тоски и боли, держат и не отпускают. В данный отрезок времени я выбираю их и лишаю навку верхней строчки в списке приговоренных.

Я смотрю прямо в ее глаза, погружаясь в теплую зовущую мглу. Мне мучительно хочется назвать ее настоящее имя. Взгляд навки туманится, она тянется ко мне, словно для поцелуя, и мой разум нетерпеливо толкает ее в спину. Скорее же. Но она вдруг останавливается на полпути. Колеблется. Закон. Непередаваемая грусть в голосе, и бездна внутри ее глаз распахивается для меня настежь.

– Имя все лишь слово. Загляни внутрь, и ты увидишь его сам.

Ближе, еще ближе, я почти касаюсь ее ресниц своими, и отшатываюсь, едва не падая навзничь вместе с креслом. В водовороте неизвестных и непонятных мне чувств все семь звезд Гражуля Колы ослепительно сверкают в каждом ее зрачке. Семь звезд – семь символов. И двойной Мицар двойным «л».

– Аллахора! – такое знакомое мне имя.

Чувство, щемящее и непривычно волнующееся в груди, стало плоским и зыбким в мозгу, потеряло все очертания, подернулось серым. И эта серая пелена крепла, становилась плотнее, густела, съедала, как весенний туман последний снег, старые образы и воспоминания, воплощалась мелкими холодными каплями пота, и капли эти проникают прямо внутрь, оседают, вяжут губы знакомо, словно горечь болотных трав Кройдана.

– Аллахора?

Едва слышно произношу я, и глаза навки сверкают в ответ безграничной синей радостью. Я поднимаюсь с кресла, достаю из кармана тоненькую пачку купюр, отсчитываю несколько, немногим больше стоимости коктейлей, показываю официантке, что положил деньги на стол и протягиваю руку навке.

– Идем.

Звук моего голоса лишен не только интонаций, он просто лишен самого смысла звука, словно я еще не осознал, что получил мой разум – нокдаун или нокаут.

«Аллахора? Как же это возможно? Кто же из вас настоящая?»: – думаю я, когда навка без промедления вкладывает мне в ладонь свои пальчики.

Мы выходим из кафе, медленно спускаемся с галереи вниз, занимая всю середину лестницы, вынуждая встречных прохожих обходить нас. На последней ступеньке я достаю мобильник и включаю его. Телефон загружает с сервера десятки сообщений о пропущенных звонках, и ни одного от Алеси. Одним движением включаю звонок на любимый номер, череда гудков и голос оператора «абонент находится вне зоны действия…». Не дождавшись окончания фразы, обрываю соединение. Вне зоны действия сети? Весь Минск – сплошная зона сетей. Значит, выключила телефон.

Резкий порыв ветра бросает жар от нагретой брусчатки в лицо. Смотрю на бледное небо – будет гроза, точно будет. Я бесцельно бреду куда-то в сторону Романовской Слободы, пытаясь определиться со своим скудоумием. Навка идет рядом, ничего не спрашивая, и между нами безмолвие приговоренных к ответу.

Легкое касание локтя. Я не сразу сообразил, что навка взяла меня за руку, требуя внимания. Странно. Опять Немига. Мы сделали круг через Короля.

– Мы здесь третий раз, – навка смущенно смотрит на меня, – и уже далеко за полдень.

– Извини.

Я возвращаюсь в реальность, понимая, что все решил для себя в эти часы бесцельного блуждания.

– Может нам следует все-таки продолжить разговор?

– Без сомнения. Я назвал твое имя. Могу ли я теперь называть его, обращаясь к тебе, или оно произносится только один раз?

– Я сделала выбор, и тайны больше нет. И я бы очень хотела всегда слышать его от тебя.

– Почему оно одинаковое для тебя и Рыжей?

– Не знаю и знать не хочу, – хмуро отвечает навка и заглядывает мне в глаза, – Пусть тебе ответит Мать Навье. Зачем нам гадать? Согласен? А хочешь, погадаем на «двойняшках» о моем выборе?

– Если ты желаешь, – я пожимаю плечами, вспоминая детскую игру.

Навка подводит меня к витрине магазинчика «Белпочта», разглядывает разнообразные мелкие фенечки и прибамбасы за стеклом, и спрашивает, указывая на упаковку с игральными кубиками

– «Двойняшки», Эллекс? Ты не забыл эту игру? Тогда купи эти кости.

Я протягиваю купюру в окошко киоскеру и получаю целлофановый пакетик с двумя кубиками для игры в нарды или что-то подобное им. Разрываю упаковку и, удерживая один кубик снаружи пальцами, вытряхиваю второй на ладонь навки.

– Запоминай, – говорит она, – единичка – правильное, два – ошибка. Три – риск, четыре – надежда. Пять – новое, шесть – плохое.

Я с сомнением кручу свой кубик. «Положиться на никчемные предсказания в таком сложном вопросе?»: – вопрошаю я свой разум, но сжимаю кулак и трясу кубик, Аллахора повторяет мои движения.

– Раз, два, три, – я разжимаю кулак, – пятерка.

На ладошке у навки на верхней грани кубика цифра один. Еще раз, и еще, и еще, и еще. У меня выпадает все, что угодно, кроме цифр два и шесть, а навка со своей неизменной единичкой, словно кубик постоянно показывает мне язык. Аллахора хохочет. Продавщица пытается высунуть голову наружу, чуть не выдавливая стекло вокруг своей амбразуры: так ей интересно, во что мы играем. Я делаю злое лицо, хмурюсь, смотрю на кубик и выбрасываю его в урну, тут же у навки пропадает улыбка, и она медленно опускает руку, роняя свою «двойняшку». Тогда я хватаю ее и кружу, приподняв в воздух. Через несколько оборотов останавливаюсь и, не опуская навку на землю.

– Так это ты – новое и правильное?

Легонько касаюсь ее губ своими, но навка не отвечает на поцелуй, а внимательно смотрит мне в глаза: