Андрей Арсеньев - Исступлённая неделя

– Я вас понял, Олег Анатольевич, успокойтесь, – сказал участковый с отчетливой долей иронии. – Я верю вам. А позволите еще раз взглянуть ваш паспорт?

Художник протянул документ.

– Вы, я так понимаю, по работе приехали в Петербург? – участковый взглянул на Олега из-под кустистых бровей, тот кивнул. – И надолго?

– Ну не знаю, минимум на год. Наверно.

– А вы в курсе, что по истечению девяноста дней вы должны обратиться за регистрацией по месту временного пребывания?

Олег не совсем понял, что имеет в виду участковый, но решил, что уместнее всего будет согласиться с ним. Так и поступил.

– Хорошо, – растянуто произнес Евгений Эдуардович и закрыл паспорт, но вернуть почему-то не решался, словно его что-то смущало. Он вновь вытер вспотевшие лоб и виски, а затем внимательно осмотрел комнату и коридор. – Скажите, вот вы сюда вчера вечером переехали, минимум на год, а ваши вещи где? Ну, там, сумки, коробки.

Художник вздрогнул. Он совсем не ожидал этого каверзного вопроса, а хотя следовало. Первая мысль, которая пришла в голову, – это сказать, как есть, что вещи тоже пропали, вместе с документами. Но Олег моментально отмел эту идею. Маловероятно, что он не услышал бы, как из квартиры выносят коробки, да и, вообще, слишком много вопросов бы посыпалось от рыжего участкового.

– Вещи должны привезти завтра, – Олег разнервничался, обманывая капитана. – Грузчики.

– Понял вас, – Евгений Эдуардович все же вернул паспорт и с нескрываемым усилием поднялся с табуретки. – Мне нужны фотографии жены и дочки. Подойдет и совместная, где хорошо видны лица.

– Да, фотография есть в машине. – Олег вспомнил, что не забирал бумажник из «Лады».

– Хорошо, – кивнул полицейский, и рыжая копна вздрогнула.

Блюститель закона тяжелыми шагами направился к двери.

«С таким весом и до инфаркта недалеко»: – подумал Олег, но тут же разогнал эти мысли, не стоит посвящать им время.

Олег и участковый вышли из квартиры.

Конец августа выдался солнечным и сухим, поэтому, оказавшись на улице в одной рубашке, Олег совсем не ощущал холода. Пройдя по асфальтированной дорожке, он подошел к машине и достал ключи, а Евгений Эдуардович остановился позади художника и тяжело дышал прямо над ухом, держа черную папку подмышкой. Художник открыл водительскую дверь и сел в кресло, участковый пристально наблюдал за ним, и мужчине это очень не нравилось, словно именно он, Олег, и есть главный подозреваемый.

«А, может, это именно так?»

Олег потянулся к бардачку и открыл крышку. Из бардачка вывалился бумажник водителя, а следом на коврике оказалась пачка пятитысячных купюр, перемотанная банковской лентой. Сердце подскочило и кровь бешено заколотилась где-то в горле. Олег впервые видел эти деньги и теперь мысли спутались так сильно, что он совсем ничего не понимал. Откуда взялись эти деньги? Как могла исчезнуть целая ванная комната? Где все их вещи и что это за человек в капюшоне? Но самое главное: где Катерина и Ксюша? И не на один вопрос нет ответа. Олег решил, что рыжему участковому не нужно знать о деньгах и, вообще, кажется, что полиция ничем не сможет помочь, ему самому придется приложить все возможные усилия, чтобы найти своих женщин. В надежде, что Евгений Эдуардович не заметил пачку денег, Олег быстро толкнул ее под пассажирское сидение и поднял бумажник. Раскрыл его и вынул фотографию.

Катерина и Ксюша сидели на пляже, а за их спинами колыхалась река Волхов. На супруге было желтое платье без рукавов, едва прикрывавшее колени, а на голове громоздилась соломенная шляпка с большими полями. Ксюша в желтом сарафане и с двумя такими же желтыми бантами на голове строила смешные рожицы в объектив. Снимок был сделан около года назад, и Олег помнил тот день, как вчера. В солнечное воскресенье Набатовы вышли прогуляться и, купив мороженое, двинулись на городской пляж. Теплый, но порывистый ветер то и дело срывал шляпку с головы Катерины, и радостная Ксюша каждый раз пыталась вырвать ее из цепких лап ветра. Олег уверен, что это был один из самых счастливых дней в его жизни.

Грузное дыхание участкового вернуло Олега из воспоминаний, и он скрепя сердцем протянул фотографию Евгению Эдуардовичу. Очень не хотелось мужчине расставаться с этим снимком, словно он – последнее, что осталось от жены и дочки.

– Я возьму ее на время следствия, – участковый убрал фотографию в папку.

– Вы вернете?

– Обязательно вернем, – кивнул полицейский и почесал рыжие усы. – Ладно, пойду я. Мне еще к вашим соседям зайти надо, вдруг они чего слышали или видели. А вы телефончик не выключайте, с вами следователь свяжется.

– Когда?

– Скоро.

И Евгений Эдуардович, громко дыша, направился обратно к подъезду. Олег выждал несколько минут и, после того как громоздкая туша участкового скрылась в двери, снова залез в машину. Запустил руку под пассажирское сиденье и нащупал пачку. Огляделся сквозь стекла. Вроде никого. Поднял деньги и быстро начал засовывать в карман. Олег не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его с этим нежданным богатством, потому что он не знает, чьи это деньги. Откуда они у него? Ну не мог же он просто найти полмиллиона рублей. Украл? Но у кого?

«Сейчас нет времени думать об этом, – сказал сам себе Олег, поглубже запихивая деньги в брюки. – Сейчас надо действовать, согласно задуманному плану».

Но на самом деле плана у художника не было, но он собирался поговорить с председателем дома и, возможно, узнать судьбу ванной комнаты. Олег бросил бумажник в бардачок, вылез из машины, закрыл дверь и пошел к подъезду. Сейчас он чувствовал себя как человек, совершивший преступление, но ведь он не делал ничего противозаконного.

Или делал?

«Нет, я ничего не делал! Если кто-то и совершил преступление, так это тот негодяй, кто похитил мою семью!»

Олег быстро зашел в подъезд, в два шага преодолел шесть ступеней и юркнул в свою квартиру.

Когда Набатов оказался в квартире, он прошел в кухню и мимолетом взглянул в окно. Удивительно, но он вновь увидел толстого участкового во дворе дома. Евгений Эдуардович стоял и что-то подозрительно высматривал. В итоге его взгляд замер на окне кухни квартиры Олега. Показалось, что полицейский смотрит прямо в глаза. Сверлит своим магнетическим взглядом. Художник вздрогнул и резко присел. Так он просидел минут пятнадцать, ожидая, когда же, наконец, участковый уйдет. Не хотел Олег снова общаться с ним. Глаза Евгения Эдуардовича излучали подозрение, и это пугало художника. Если во всем обвинят Олега, то сразу прекратят поиски, самого пострадавшего арестуют и будут допрашивать, требовать выдать тела жены и ребенка. Но дело в том, что Набатов ни в чем не виноват, а пока его таскают по допросам, ублюдок, похитивший Катю и Ксюшу, будет спокойно разгуливать по городу.