Георгий Кузьмин - Deja Vecu [Уже пережитое]

– Помощью? – эта история имеет намного больше общего с моей, чем я предполагал. Неужели он тоже предприниматель? – Какой помощью?

– Мы тогда задумали открыть музыкальный клуб, у которого была концепция вне времени и формата. Ну и как всегда – амбиций море, а денег хватало только на сосиску в тесте. Поэтому та сумма нас спасла. И вот!

При этих словах он обвёл рукой помещение и улыбнулся. Меня же ждало новое открытие – я внезапно осознал, что никогда не связывался с теми, кто что-то создает. Трудности в бизнесе, нехватка финансов или угроза банкротства – да, но чем именно занимаются мои должники, меня никогда не волновало. Те, кто передали мне ежедневник наоборот знали, что делали. Их средства не пропали даром, а ушли в созидание.

Черта под «Итого» становилась чернее некуда. Кто хозяин ежедневника, и что за сила за ним стоит – большая тайна. Если у меня есть карма, то я её почти уничтожил, и что принесёт мне вся эта история – непонятно.

– Прости, – предпринимаю последнюю попытку. – А был обратный адрес на конверте с инструкцией и договором?

– Нет, не был. Иначе, я бы поблагодарил этих людей.

Это тупик.

Глава 7

Возраст: 33 года

Место: Москва

Сырая земля с тяжёлым стуком падала на крышку гроба, с каждым взмахом лопаты всё больше скрывая последнее пристанище покойника. Эти звуки гигантским молотом вбивают в меня ледяной кол от макушки до самых пяток, будто меня пригвоздили к промёрзлой земле, парализуя любое желание двигаться. Похороны всегда вгоняли меня в тупой ступор, и мысли теряются где-то в районе груди глухой пробкой, от которой и дышать тяжело, и говорить не хочется, и аппетит терялся на несколько дней вперёд.

Однако моей Анюте было гораздо хуже. Два дня назад её словно выключили, когда она узнала о смерти своего брата. До того активная и жизнерадостная девушка искрила по нашей квартире идеями и планами, заполняя пространство вокруг себя теплым уютом. Услышав телефонный звонок, она спрыгнула с дивана, успев стукнуть меня по плечу своим кулачком, и поговорив по телефону исчезла в самой себе. Снаружи от неё осталось только выбеленное лицо и стеклянный взгляд. Моя жена не плакала, не закатывала громких рыданий со стонами и причитаниями. Нет, не было ничего подобного. Аня просто ни на что не реагировала, до самых похорон оставаясь ходячий мраморной статуей, огромными партиями запихивающая в себя противно пахнущие лекарства.

Когда Лёшу закапывали, моя благоверная стояла пошатываясь, уткнувшись взглядом в заполняемую землёй яму. Она молча плакала с застывшим лицом, и только белые ручки яростно теребили носовой платок. Складывалось впечатление, что еще мгновение, и она нырнет в яму вслед за своим братом.

Двинувшись вместе с процессией к выходу, Аня облокотилась об мою руку, и я повел её до машины. И опять ни слова – только гнетущее молчание, чавкающая земля под ногами и противный весенний дождь, бьющий по нашему зонтику тяжелыми серыми каплями. Сев в машину, Анька в конце концов разрыдалась. Сам не в силах сдержаться от слёз, я вышел из машины. Когда горе утраты переполняет, не хочется ни на кого вываливать тёмную массу своих переживаний, намачивая верхней край жилетки. Наоборот, возникает потребность переосознать произошедшее в себе, понять и принять это, и в конце концов найти себя в мире, где этого человека больше нет.

В конце концов слёзы и сигареты у меня закончились, и я решил сесть за руль обратно, а заодно и привести Аньку в порядок.

– Как ты, солнышко? – спросил я, застегивая ремень безопасности.

– Нормально, – гнусаво ответила она. – Прости, сорвалась…

– Не смей так говорить, я всё понимаю и…

– Слушай, Саш, я долго думала… И поняла…

Анька вновь уронила голову в платок, конвульсивно сотрясаясь от рыданий. На этот раз она быстро взяла себя в руки и оправилась буквально через минуту.

– Я долго думала… – она явно была в замешательстве. Давненько я не видел свою жену в таком состоянии, с трудом подбирающую слова, сражаясь с внутренними сомнениями. Даже свой висок она массировала особенно яростно. – Я понимаю. Всё понимаю – это порядок вещей, и нарушать его нельзя. И все же, ты бы не мог… Одолжить… Да, одолжить ежедневник. Мне нужна одна, всего одна запись.

– Ты хочешь спасти Лешу? – спрашиваю я.

– Прости… – она вновь начала плакать, не в силах взять себя в руки. – Я понимаю – так нельзя…

– Почему нельзя?

– Ну как же, – Анька даже немного забылась. – Кто его знает, может для наших душ нет времени. Может для них не существует ни начала, ни конца… Ну, в нашем понимании? Вдруг, если мы отправляемся назад и спасаем жизнь, то вытаскиваем на этот свет не того, кто жил раньше, а лишь его физическую оболочку, когда душу уже вернуть невозможно. Поэтому и сомневаюсь.

– А если без сомнений, то ты хочешь не дать Лёше сесть в ту машину?

– Угу, – ответила она, и воспоминания о гибели её брата вновь вызвали приступ слёз. Я понимаю её, мне тоже жалко Лёху, он занимал хороший кусок моей жизни, и вместе с его кончиной этот самый кусок из меня вырвали с корнем. Но было кое-что ещё, что угнетало меня кроме самого факта смерти.

– Это не поможет, – отрезал я, чувствуя что во мне вскипает раздражение и злость.

Аня постаралась прекратить плакать.

– То есть? – всхлипывая переспросила она.

– То и есть. Не получается. Ты помнишь, откуда у него эта машина?

– Он её купил две недели назад…

– Всё верно. А деньги у него от меня. Помнишь, около месяца назад мы с ним в баре сидели? Он у меня денег хотел занять, а я ему за место этого результаты матчей на неделю расписал. На выигрышные деньги он эту машину и купил.

– Так не говори ему результаты матчей и всё! – взволновано парировала Аня.

Ох, милая моя, если бы это «и всё» заключалось в таком простом действии, ты бы сейчас не на поминки ехала, а со мной в Италию летела.

– Ты думаешь, я идиот? Конечно два дня назад я так и сделал. Но это не помогло – тогда твой брат повесился от безысходности.

– Так дал бы ему сумму, но не такую большую…

– Твою мать, Аня! – я стукнул по рулю, не в силах больше сдерживаться. – Твою мать!!! Ты думаешь тебе плохо и больно от потери брата? Я пережил восемь его смертей. Восемь! Я перепробовал всё – давал денег, не давал, и работу ему предлагал, и охрану приставлял, и сам с ним находился. Ничего не получилось. Даже когда я его насильно отвёз в элитный санаторий, у него ни с того ни с сего просто остановилось сердце…

– Боже… – Аня с ужасом наблюдала мою тираду, не смея даже пикнуть. Она даже и вообразить не могла, что я испытывал в эти два дня, которые обернулись для меня двумя неделями сплошного кошмара.

Каждая новая смерть становилась новым кругом ада. Я знал, что Лёха должен умереть, но ничего не мог с этим поделать. Вновь и вновь Анька уходила в себя, охваченная горем утраты. Я уже стал ненавидеть этот проклятущий телефон, с его грёбанными новостями. Вновь и вновь меня окатывала волна тупой немощности из-за потери друга и осознания собственного бессилия. Меня словно выжигали изнутри на протяжении двух недель без остановки.