Виктор Житинкин - Новые рассказы о прошлом

Познакомились они случайно, когда служил он еще на срочной службе, встречались тайно, любя друг друга. Отслужив срочную службу, Владимир не смог просто так окончить свой скоротечный роман и, чтобы продолжить его, он подписал контракт на два года сверхсрочной службы. Я очень понимаю его, что не сделаешь ради любимого человека.

Став сверхсрочником, Владимир приобрел кое-какие свободы, появилась возможность встречаться чаще, но приходилось скрывать свою связь с немецкой девушкой от особистов, уж они-то строго блюли законы. За это наказывали – нарушившему запрет контактировать с немцами, предписывалось срочно покинуть Германию.

Между тем, Владимир познакомился с отцом своей немецкой подруги. Известие, что Рената беременна, одновременно обрадовало и испугало Владимира. Почему обрадовало – понятно, а испугало только лишь потому, что на его глазах были уволены и выпровожены из Германии двое его друзей-сверхсрочников за контакты с немецкими девушками.

Владимиру нужно было что-то предпринимать, тем более что отец будущей матери, требовал от него конкретных действий, а не обещаний. Он с симпатией относился к Володе и однажды сказал ему, что на свадьбу он приготовил отличный подарок молодоженам и, если они все-таки поженятся, он будет счастлив и согласен на любое решение с выбором места их проживания.

Предугадать, как обернется дело, было сложно. Не понятно, с чего начать, и с кем нужно было говорить, чтобы добиться разрешения жениться. Спросить не у кого, такие мероприятия не практиковались. Он чувствовал, что их ждут невзгоды и, потому, тянул время, надеясь на чудо. Но чудес не бывает, а отношения, между тем, осложнялись, становились напряженными. Создалась такая обстановка, при которой продолжать оттягивать время разговора с командиром, не было никакой возможности. Для Владимира исход всего этого дела предположительно был известен.

Так все оно и вышло. Последовало то, что следовало ожидать. У него не оказалось времени даже для того, чтобы сообщить Ренате о случившемся промахе. Провожали Владимира особисты до границы с Польшей.

Двое суток он провел на вокзале в Москве, но придумать что-то серьезное и благоразумное, чтобы спасти семью, не смог. Боязнь «наломать дров» остановила его, и он решил ехать домой. Он привел себя в порядок, купил билет на поезд и дал телеграмму родителям. За сутки поездки в вагоне поезда Владимир окончательно пришел в себя.

– Ну, вот, я тебе все рассказал. Думаю, что осуждать ты меня не станешь, вина моя лишь в том, что я знал о запрете контактов с немцами, но все – же познакомился и влюбился в Ренату. Попросить тебя хочу лишь об одном, съезди к ним, посмотри, как они там, только все запомни, до последнего штриха. Через год, брат, мы с тобой встретимся, и ты мне расскажешь о них все. Я весь год буду ждать тебя. Ничего больше не хочу, только о них что-нибудь привези, ну, хоть что-нибудь.

На этом он замолчал, задумавшись. Ну, а, вспоминая, он позабыл и про меня, и про всех, находясь, наверное, в эти минуты там и в то время.

Выслушав Володю, стал страдать я. Заболела душа. Стало стыдно перед братом и, даже, перед собой. Когда я впервые услышал от сестры обо всем, что случилось с Владимиром, я только и мечтал о том, что обязательно попаду в Германию и встречусь с этими двумя далекими, но родными людьми. Хорош же я, четыре года находился, можно сказать, рядом с ними, но ни разу не сделал попытки каким-то образом повидать их. Свыкаться даже стал, что не было, и нет их в нашей жизни. Они для нас, как инопланетяне, «много о них говорят, но никто и никогда их не видел».

Да и Володя тоже хорош, не дал мне толчок пораньше. Одно напоминание с его стороны, послужило бы для меня руководством к действию. А раз не слышу от него даже намека, вот и кажется мне, что не стоит самому разговор заводить. Не дай бог, воспоминание о них разбередит ему душу и принесет больше вреда, чем пользы в его спокойную жизнь, вот я и молчал.

Еще по пути в часть я решил действовать сразу, как приеду, но, как говорят, «мечтать не вредно».

Боевая подготовка в этот год была, как никогда, интенсивной. Мой непосредственный командир, который знал от меня обо всей этой истории и хотел бы содействовать мне в нашей встрече, и тот не смог в течение нескольких месяцев отпустить меня в эту важную поездку.

Пришла зима. Успешно закончились все проверки и учения. Досталось не только солдатам, непонятно куда подевались небольшие животики у офицеров, накопленные в более спокойные времена, мундиры на них висели, словно увеличились на один – два размера. Многие из них получили новые назначения с повышением в должности. Настроение у всех моих друзей было приподнятое, только меня глодала забота.

Тут-то и появилась у меня лазейка вырваться из части. В военный госпиталь шла машина, а мне было поручено посетить больного солдата. Я сделал все, как было нужно. Теперь мне предстояла главная задача, но я все никак не мог собраться и заставить себя подойти к этому делу хладнокровно и решительно. Куда деться, но я встречи боялся.

Я устроил для себя тренировку – долго бродил по городу, всматриваясь в немецких женщин и выбирая какую-то такую, которая, по моему мнению, должна быть похожа на Ренату Остофф, с которой мне придется встречаться и, долго, как я предполагал, разговаривать. Получалось все из рук вон, плохо. От бессилия хотелось бросить все и сбежать домой к жене, к детям. Но, вспоминая Володю, его грустные глаза, его обещание ждать меня, чтобы что-то услышать об этих людях, я взял себя и руки, и направился к железнодорожному вокзалу. Отсюда до городка, где меня, конечно, не ждут, рукой подать, и я решил доехать туда на поезде. Времени до отъезда оставалось достаточно много, я вышел на площадь перед вокзалом и сразу оказался около небольшого скопления людей, в основном, женщин в возрасте.

Женщины толпились у небольшого лотка и плаката с пожеланием людям, купившим лотерейный билет, выиграть максимальный приз – сто тысяч марок. Умудренные жизненным опытом и от природы экономные, женщины находились невдалеке от лотка, перешептываясь и шушукаясь, поглядывали на завлекающий плакат, но деньги за билетики выкладывать не торопились. Видно было, что не хватает лишь небольшого толчка. Плакат, как магнит, не отпускал их от себя, но и деньги, которыми нужно было рассчитываться за эти билетики, были не чужие. Просто так расставаться с ними, не будучи уверенным хотя бы в маленьком скромненьком выигрыше, никто из них не решался.

Видимо, таким толчком должен был стать я. Женщины смущенно переглядывались, совали руки в большие накладные карманы пальто, нащупывали теплыми пальцами легкие монетки, но раскошелиться не торопились. Они, наверное, ждали от изредка берущих билеты молодых людей, проходящих мимо, радостного возгласа от хорошего выигрыша, но большинство из них, заглянув в сокровенные внутренности бумажки, разочарованно мяли ее и, сделав гримасу, выбрасывали измятый в руке билетик в заблаговременно поставленную урну. Счастливых людей пока было мало, а, случайно выигранный билет, не становился поводом к общему ажиотажу.