Елена Фёдорова - Расскажите, тоненькая бортпроводница. Повесть

Толина мама все знала, но ничего не писала сыну, не хотела его расстраивать. Толя воевал, веря в любовь и преданность своей Танечки. Он ее безумно любил и старался найти любую возможность, чтобы повидаться.

Такая возможность появилась у Толи только в 1942 году. После освобождения Калинина он сумел выхлопотать себе трехдневный отпуск и помчался в Нальчик, где жили мама, жена и дочь. Мама сказала ему, что Татьяна с дочкой переехали в другой поселок… Скрыла она от Толи, что жена его сбежала с капитаном подальше от завистливых глаз да злых языков. Надоело ей слушать упреки в том, что она при живом муже, который защищает родину, с тыловой крысой развлекается.

Ничего не подозревающий Толя вбежал в новый Танин дом и замер, увидев на стуле капитанский китель.

– Я был убит. Нет, я был смертельно ранен блуждающим по телу осколком. Мне показалось, что вся кровь отлила к ногам, сделав их чугунными, – признался он мне. – Не знаю сколько времени я простоял молчаливым чугунным солдатиком, совершенно нелепым в этой невоенной обстановке чужого семейного уюта. Я не произнес ни слова. Нам не надо было ничего говорить. Нам не следовало ни о чем говорить…

Татьяна долго смотрела на меня огромными, полными слез глазами, а потом медленно опустилась на стул и, зажав рот двумя руками, начала мотать головой. Я неотрывно смотрел на нее и неспешно вытаскивал содержимое из своих карманов.

Потом поставил на стол вещмешок с продуктами, резко развернулся и пошел прочь. Боковым зрением я видел, как Татьяна зажала уши, ожидая, что я громко хлопну дверью. Но я прикрыл ее тихо-тихо, словно боясь потревожить, спугнуть невоенное счастье.

Вот так драматично закончился мой довоенный фильм с названием «Моя дорогая учительница». Я вернулся на фронт и начал искать смерти. Я искал ее с каким-то остервенением. А она обходила меня стороной, пугаясь моего упорства. Вот и сегодня погибнуть должен был я, я, а не этот пацан… Не Василий… Ах, Господи, что же это за наказание нам такое послано? – воскликнул Толя. Вытер слёзы. – Прости. Прости меня, Маша, за слабость. Просто ты показалась мне такой родной-родной. Я всю жизнь мечтал жениться на учительнице, а теперь понял, что мне нужна сильная, волевая женщина, способная на самопожертвование… А значит она должна быть настоящей «Ночной ведьмой», – улыбнулся. – Спасибо тебе, Маша Тепикина, товарищ мой дорогой. Ты помогла мне понять, что жизнь продолжается, что не все так плохо. Да и войне скоро конец. Вон как немцы бегут. Значит, поживем еще, дорогая Мария Николаевна? Наверное, наша с тобой встреча была запланирована заранее там, на небесах. Встреча наша нужна была и тебе, и мне. И, если твое сердце свободно, то я готов…

– Вот война закончится, тогда и поговорим, товарищ майор, – сказала я строго.

– Молодец! – он пожал мне руку. Мы обменялись адресами и разлетелись в разные стороны.

Тогда, в нашу первую встречу, я ему не сказала, что до войны работала учительницей. Мне не было еще и пятнадцати, а я уже вела уроки русского языка в начальных классах. В 1934 году меня даже назначили инспектором по ликвидации неграмотности.

А в 1935 году я поступила в Свердловский педагогический институт на учителя математики. Наша студенческая жизнь была насыщенной и интересной. Мы занимались спортом, участвовали в художественной самодеятельности, устраивали литературные диспуты и вечера. Каждое утро веселая студенческая братия устремлялась по набережной от общежития к институту, а вечером в обратную сторону. Однажды в наш многоголосый студенческий поток влился учитель физкультуры и громко выкрикнул:

– В Батайской школе летчиков объявлен дополнительный набор! Берут не только ребят, но и девчат! Свои силы должны испытать самые спортивно подготовленные, то есть все!

Поток на миг замер, а потом начал нарастать шепоток удивления, восторга, возмущения и еще каких-то эмоций.

– Маша Тепикина, поезжай, – крепко сжав мою руку, попросил физрук. – У тебя обязательно получится, я уверен.

– Да нет, я не пройду по здоровью, – отмахнулась я. – Какая из меня летчица, Владимир Васильевич?

– Самая замечательная летчица получится, вот увидишь.

– Нет, не поеду, у меня сердечко пошаливает.

– Влюбилась, небось, вот и пошаливает. Не дури, Мария, второй такой возможности не будет. Попробуй, – настаивал он. – Самое главное пройти медицинскую комиссию. А за экзамены по русскому и математике я даже не переживаю. Ты же у нас одна из лучших в институте и по всесоюзному диктанту четверку получила. Надо ехать, Маша. Будешь ты у нас летчицей – авиатриссой! Это же фантастика! Ну, соглашайся.

Я живо представила летящий в небе самолет, себя за штурвалом, и решила поехать в летную школу.

Из института меня, конечно, не отпускали. В деканате меня долго уговаривали, упрашивали и даже приказывали остаться, но я была непреклонна. Наконец руководство института сдалось, и я отправилась в Батайск.

Так в 1936 году начался новый этап моей жизни – летная школа. Три с половиной года мы скрупулезно изучали устройство самолетов У-2 и П-5, постигали азы самолетовождения, прыгали с парашютом. После летной школы я получила направление в Семипалатинск. Вышла замуж за летчика.

Мы с мужем летали в одной эскадрилье, развозили почту и легкие грузы по трассе Семипалатинск, Павлодар, Лебяжье, Иртышск вдоль Иртыша.

Однажды повезла я почту в Усть-Каменногорск. Туда добралась благополучно. Дозаправляться не стала, уж очень домой торопилась. Лечу обратно вдоль реки Иртыш и чувствую, что скорость начинает падать. С чего бы это? Все приборы в норме, горючее есть, а скорость гаснет. Смотрю вперед, а над Семипалатинском высоченный столб песка стоит. Началась песчаная буря.

Поднялся такой сильный ветер, что я минут двадцать висела над рекой, не в силах перелететь ее. Запас топлива таял на глазах, а буря и не думала заканчиваться. Тогда я приняла решение садиться на запасной, санитарный аэродром, отругав себя за то, что не дозаправилась. Только я повернула к санитарному аэродрому, вихрь сместился в сторону, словно ожидал моего решения, испытывал меня на прочность.

Я моментально изменила траекторию полета, воспользовалась переменой ветра, чтобы сесть на базовый аэродром. Приземлилась благополучно, зарулила на свою стоянку, и винт заглох. Топливо было израсходовано полностью.

Все бросились обнимать меня, поздравляя с благополучной посадкой. Оказалось, что песчаный столб был высотой девяносто метров, диаметром тридцать метров, а скорость ветра равнялась тридцати метрам в секунду. И, если бы я в этот столб попала, то не разговаривала бы сейчас с тобой… Но, к счастью, все обошлось благополучно, а я после этого случая больше не испытывала судьбу, всегда самолет заправляла.