Анри Кулонж - Шесть серых гусей

— Опять! — взревел он. — Грязь, копоть, а теперь еще и вода! Чем провинились несчастные пернатые? За что им на пути попался именно ты?

— Смотрите, вода смыла немного грязи, — заметил Коррадо, словно извиняясь.

Ларри склонился над рисунком. На сей раз Коррадо сказал правду: на уголке пергамента образовалась светлая полоса. Ларри смочил водой край своей рубашки и осторожным движением стер грязь с маленького фрагмента на обратной стороне рисунка.

— Такого цвета он и был, — сказал Коррадо с комической уверенностью эксперта по старинным рисункам.

Ларри едва сдержал удивленный возглас и наклонился над только что расчищенной поверхностью внизу листа, где появились первые слова какой-то надписи.

— Ты ничего не заметил? — спросил он.

— У меня не было времени его рассматривать… — ответил Коррадо тоном виноватого школьника. — Я только жалел, что отклеился второй листок.

Ларри тотчас стало ясно, кто автор надписи, но его обычно уверенная рука устало дрожала. Ларри потер рисунок сухой тканью и обнаружил несколько коротких строк, едва различимых на покрытом черными полосами пергаменте.

«Мне хотелось бы поддержать Элизу Фоджи, и я дарю ей в память о нашей маленькой Елене драгоценный рисунок пером на пергаменте, подаренный мне лордом Байроном, как значится в расположенной выше дарственной.

Каза Магни, Леричи, 26 апреля 1822. Перси Биши Шелли».

Ларри быстро поднял голову: Коррадо, закрыв глаза, лежал на своем матрасе.

— Вот-вот, — прошептал Ларри, словно разговаривая сам с собой. — Аллегра, дочь Байрона, о которой Шелли так заботился, умерла за неделю до этого, и ее смерть, должно быть, пробудила трагические воспоминания. Вот доказательство, которое я искал! Деталь мозаики, которой мне так не хватало.

Между тем им овладело смутное разочарование. Он рассматривал рисунок со всех сторон и не чувствовал удовлетворения.

— Ты не помнишь, было ли что-нибудь написано с другой стороны? Там, где сам рисунок? — спросил он, наклонившись к Коррадо.

Тот не ответил. Он скорчился на своем ложе, и Ларри увидел, что по матрасу разливается огромное темно-красное пятно. Гнев его тут же утих.

— Сними брюки, — велел он.

Ему пришлось помогать Коррадо, тот гримасничал и хныкал. Наконец обнажилась худая нога. Глубокая рана шла от бедра до колена. Из тряпок, лежавших на умывальнике, Ларри соорудил жгут.

— Так и быть, ты пойдешь со мной в Сан-Себастьяно. Там мы найдем врача.

— Я не могу, — простонал Коррадо. — Не могу больше…

— Послушай, от Сан-Доменико до Сан-Себастьяно всего километр. Ты обопрешься на меня, я буду поддерживать тебя, как сумею, но сам я тоже ранен и не смогу тебя нести.

Коррадо не ответил, однако, сделав усилие, поднялся на ноги. Ларри обнял его за плечи, и они сделали несколько шагов по направлению к двери. Перед самым порогом юноша потерял сознание и рухнул на пол. «Не хватало еще, чтобы он отдал Богу душу прямо у меня на руках», — подумал Ларри. Оставшейся водой он смочил лоб и виски послушника. Юноша открыл глаза.

— Портшез бы пригодился, — прошептал он.

Ларри не поверил своим ушам.

— Что? — спросил он. — Ты, кажется, слишком много знаешь!

Коррадо не ответил. Под глазами у него залегли глубокие тени. Ларри попытался собраться с мыслями, потом снова нагнулся к нему.

— Слушай внимательно: в твоих интересах все мне рассказать, иначе я брошу тебя тут. Если ты видел портшез, значит, был в доме Амброджио в тот день, когда все это произошло! Рисунок уже был у него, так ведь? Тебе было велено его украсть!

Коррадо отрицательно помотал головой.

— Я хотел, чтобы он обратил на меня внимание, вот и все, — оправдывался он. — Поэтому я и принес ему фотографию, которую вы видели, ну ту, где был грузовик с картинами. Я сделал ее своим старым аппаратом, который тайком от монахов оставил у себя. Только для того, чтобы он узнал, что наверху полно прекрасных вещей…

— Среди которых ты уже начал выбирать что украсть, разбойник! Ты начал с рисунка, потом стащил письмо, которое сейчас у меня! Унес бы и больше, если б смог! Ты только не сказал мне, как тебе удалось доставить свою добычу в Неаполь. Ведь монахи вроде тебя не имеют права покидать стены аббатства!

Коррадо усмехнулся:

— Когда отец аббат и полковник Шлегель решили увезти монастырские сокровища, мне поручили спуститься вниз, на завод по производству апельсинового сока, и помочь им сделать ящики для книг. Там я узнал, что заводской грузовик должен отвезти в Неаполь сезонных рабочих, которые трудились здесь все лето. Я забрал то, о чем вы знаете, украл в деревне гражданскую одежду и фуражку, чтобы прикрыть тонзуру, и спрятался в машине.

— Поздравляю! Но почему ты решил прийти в тот дом?

В первый раз Ларри увидел на лице Коррадо некое подобие улыбки, отчего оно стало почти привлекательным.

— Чтобы снова увидеть Домитиллу, — прозвучал ответ, которого Ларри совсем не ожидал.

Ларри потрясенно смотрел на Коррадо.

— Ты с ней знаком?

Коррадо робко кивнул:

— Да. И через нее познакомился с Амброджио. Поверьте, это не самое лучшее мое воспоминание. Мне было шестнадцать, ей — тринадцать, и он гнал меня прочь, когда я пытался с ней повидаться. После того как родители вернулись работать в город, я жил на углу улицы Карло Поэрио. Ни в Сан-Доменико, ни в Сан-Себастьяно нечем было заработать на жизнь… Это было еще до того, как авария автобуса в Сарно сделала меня сиротой, до того, как мой опекун определил меня в приют при церкви Святой Реституты. Все знали, что отец Домитиллы занимается контрабандой, но он не хотел, чтобы я встречался с его дочерью, потому что все еще считал себя адвокатом! Впрочем, — добавил он покорно, — не было нужды ей это запрещать: она на меня даже не смотрела, а я, бывало, целыми днями ждал ее у аквариума, куда она ходила играть.

— Ты был влюблен?

Он состроил разочарованную мину.

— Говорю вам, она не обращала на меня внимания, — повторил он печально. — Знаете, меня почти насильно отправили к монахам, и все годы, что я был послушником в монастыре, я мечтал о том, чтобы ее увидеть. Найдя наконец способ убежать из аббатства и привезти товар ее отцу, я подумал, что он разрешит мне войти в дом и я смогу с ней повидаться… хотя бы на минутку… Но знаете, что он сделал? Отругав меня за то, что рисунок в таком ужасном состоянии, он унес его, сказав, что покажет заинтересованным людям, и отказался дать мне за него денег! Письмо, от которого осталось всего несколько строк, он тоже взял и еще накричал на меня, как будто это я залил его водой! Я прождал целую неделю, а в то утро проник в дом, чтобы попытаться вернуть свое добро.

— И чтобы посмотреть на нее?

— Да уж, в этот раз я ее видел! — воскликнул Коррадо, и лицо его просветлело. — Я был вознагражден! В тот знаменательный день я вдоволь насмотрелся! И должен вам сказать…