Антон Кочнев - Знак Человеческий. Повесть

Так они шли еще несколько дней, питаясь сбитыми птицами и зайцами, укрываясь открытым небом и вдыхая перед сном запахи полевых цветов.

Однажды на пути показалась деревня.

На площади стоял столб с виселицей, а рядом стоял человек в ярких одеждах и смеялся. Толпа вокруг эшафота потрясала кулаками и требовала смерти преступника.

Палач неторопливо надевал на шею обреченному петлю.

– За что вы его казните, люди? – Воскликнул удивленный Охотник.

– За радость над нашими горестями!

– За смех над нашими бедами!

– За глупость среди вековой народной мудрости!

Толпа шумела и ярилась, как волны, бьющиеся о камни.

«Скоро я увижу их наяву, когда выйду к морю», – думал Охотник, глядя на шумящих людей.

– Послушай меня, явившийся с волком!

Толпа неохотно затихла, давая слово обреченному на смерть.

– Я Насмешник. Среди людей я не боялся смеяться над горем, ибо верил, что так поддержу их, покажу, насколько смешно их горе средь горестей мира! Но каждый человек хотел сделать значимой свою боль! Что есть такое гибель империи или война, когда издохла своя корова или не взошел урожай! Вот за что казнят меня – за то, что не боится выглядеть дураком тот, кто воистину умен!

Петля затянулась, и Насмешник захрипел, но даже тогда улыбался. Ведь смерть одного человека ничто, в сравнении с горестями мира.

Он был рад, что никто не загрустит над такой мелочью, как одна человеческая жизнь.

Охотник пробыл в деревне еще две ночи.

– Куда держишь путь, Охотник? – спросила его Вдова, когда они с Волком уже собирались покинуть деревню.

– Я иду в горы. Разбудить Бога.

– Но тогда твой путь будет лежать мимо моря. Возьми меня с собой. Мой муж погиб в схватках с врагами в жарких пустынях, я устала жить, как живу и хочу отдать свою душу волнам морским.

– Можешь идти с нами.

Втроем шли они, пока луна не превратилась в маленький месяц. Тогда Охотник услышал, как соленый ветер щекочет ноздри.

На рассвете они были у моря.

– Мне страшно, Охотник. Я была готова отдать свою жизнь морю, но теперь мне страшно. Я вижу, что ему не нужна моя жизнь.

Охотник молчал.

– Мне страшно, что морские чудища будут терзать мое тело на дне, а рыбы растащат останки по всему морю.

Волк молчал.

– Мне страшно, что страх теперь во мне, а не горечь о муже.

– Страх у всех один.

С этими словами Охотник сел на скалистом обрыве у моря.

Они находились в шаге от холодной бездны и острых прибрежных скал.

Смерть села рядом и улыбнулась.

– Только шаг… один шаг…

Охотник смотрел на Вдову, Волка и Смерть. В душе было горько.

Небо заплакало.

Шаг…

Только шаг…

Шаг…

Шаг…

Шаг…

Охотник молчал. Только достал перо Ворона и покрепче сжал в руке.

– Посмотри на меня, Вдова. Смерть сидит рядом с нами сейчас и просит, чтобы хоть кто-нибудь шагнул на скалы с обрыва. Ты сделаешь добро смерти, а муж отвернется там, наверху. Он поймет, что его жена – трусливая женщина, которая угождает смерти.

Вдова наклонилась и взяла у Охотника перо Ворона. И тоже увидела Смерть. Та сидела на краю обрыва и манила пальцем, улыбаясь мертвой бессмысленной улыбкой.

– Я не шагну вниз. Убирайся к черту, Костлявая.

– Охотник, ты зря отбираешь хлеб у меня, – прошипела Смерть. – Там, на Горе, ты уже не сможешь меня видеть. Там, на Горе, я буду тебя ждать.

– Там, на Горе, меня будет ждать Бог.

Так сказал Охотник, и побрел вниз, к морю, оставив Вдову на обрыве.

Волк бежал следом.

***

Стоя по колено в волнах, Охотник вспомнил слова человека, что ждал мыслей с удочкой у озера.

«Смотри на рыб. Они разъяснят».

Охотник оттолкнулся от берега и поплыл. Затем нырнул в пучину и стал смотреть.

Рыбки стайками метались у поверхности. Они радовались, и, несмотря на серый дождливый день, вдоволь питались насекомыми, сбитыми в воду тяжелыми каплями дождя.

Не было у них печалей и страхов. Не было горя. Каждая была счастлива солнцу, пище и светлой воде. Никто не смотрел вглубь.

Где темная вода.

Где слишком тихо.

Где слишком.

Ведь на поверхности не было страхов. Лишь пролетит изредка чайка, проплывет лодка да черпнет иногда рыбак своей сетью целую стайку.

Никто не смотрел вглубь.

Где страшные тени.

Где твари, не видевшие солнца.

Где слишком.

Там давит морская пучина, и крепкая чешуя не спасет, выдавливает глаза и закладывает уши.

Но там сокровища на морском дне. Там тайны всего бытия этих рыбок.

Мало кто решается на такое.

Нырнуть в темную пучину очертя голову.

Где темная вода и страшные тени.

Где тихо и слишком много чудовищ.

Где слишком.

Не каждая рыбка отважится. Не каждая вынырнет обратно.

Но многие пытаются.

Противна жизнь на поверхности, когда тянут глубины,

где темная вода,

где твари и тайны,

где слишком.

Слишком мало осталось времени, пока легкие взорвутся обжигающим вдохом, и вместо воздуха туда хлынет соленая морская вода.

Охотник судорожно дышал холодным воздухом на поверхности, отгоняя странное видение в морской пучине.

На берегу его ждал волк, тихонько подвывая в унисон морском ветру.

Они увидели Гору, когда ее подножье уже было укутано покрывалом колючих снегов.

Бусы на шее Охотника тихонько позвякивали.

«Когда я доберусь до Горы, я все пойму».

– Мы почти пришли, Серый Брат.

– Я чую опасность, Охотник.

Он промолчал. Он тоже чуял.

Впереди, из-за заснеженных валунов, что окружали подступ к Горе, вышли люди.

Разбойники видели перед собой легкую жертву.

– Еще один хочет отправиться к Богу, ребята!

– Зачем вы мешаете мне?

– Потому что мы не любим таких умников, как ты, которые хотят спасти всех в одиночку.

– Тогда помогите мне или сделайте это сами, разбудите Бога, я отступлюсь.

– Нам живется неплохо и без Бога. А таких самоуверенных глупцов, как ты, накопилось уже на добрую сотню! Вон они, под кучей снега, гниют в том овраге.

– Я лишь Охотник, я видел смерть, я строил Капь, я слушал рыб. Мы с волком идем разбудить Бога. Мы лишь хотим, чтобы всем было хорошо. Так сказала птица Сирин мне во сне у Пещеры.

– Мир такой, каким хотим мы его видеть. А мы хотим его видеть без глупцов, что хотят сделать его лучше.

С этими словами разбойник метнул нож, но Волк закрыл своим телом Охотника.

Прыжок зверя

Страшно прекрасен. Он рядом со смертью. Кого-то он ей дарит.

А кого-то от нее отделяет.

Стрела видела их, как когда-то видела на своем острие Лань. Двое пали от ее стремительного поцелуя.

Удар третьего не показался Охотнику сильным.

Последнее, что видел Разбойник, были когти птицы, вонзившиеся ему в глаза.

Птица Сирин внимательно смотрела на распростертого на снегу Охотника.