Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том третий

Впрочем, потоки жгучей жидкости, сравнимой с пометом коров, с неба уже не лились, а капали; от них вполне можно было скрыться под зонтом. Булыжники, несколько кругов заставлявшие гору содрогаться, тоже не летали. А порывистый ветер, сейчас заменивший метавшиеся по просторам злые реки, и целые океаны воздуха, даже был приятен. После восьми кругов, проведенных в тесных пещерах. Так что Виталька был бы даже рад пробежаться до пещеры семи вождей – если бы не та самая тревога, рожденная стуком по выделанной коже барана, натянутой на полый обрубок дерева. Или не барана. Виталька однажды подслушал, как старая Бэйла утверждала, что эта кожа была содрана с животных иного мира. Или времени.

Позади, за спиной, раздалось совсем не деликатное покашливание. Но и без него вождь знал, кто подошел почти бесшумно. Еще один хранитель традиций племени – Тракторист, строитель «Железного Капута».

Старший Толька-Тракторист тоже вышел навстречу рокоту барабана, и не удивительно – именно он должен был сопровождать вождя на Совет племен. Младший Толька, соратник Витальки по детским забавам, и почти тайным походам в пещеры амазонок, такое право заслужит, когда построит свой танк. Его дед – древний старик, в морщинистом лице которого пока узнавались семейные черты, это право потерял совсем недавно; когда очередной «Железный Капут» тронулся в безвозвратный путь. Тракторист уже держал в руках объемистый бурдюк; точнее, прижимал его к груди – нежно, с видимым вожделением. «Молоко от бешеной коровки», что глухо бултыхнулось в меховой емкости, хранилось тоже глубоко в недрах пещер.

– Как тракторист узнал; когда успел сбегать за мехом? – поразился внутри себя Дуб; и сам же ответил, – на это молоко у всех Трактористов нюх; точнее на скорое его применение.

Еще одно табу предписывало пробовать веселящую жидкость только на Совете. Никто, кроме вождей, и их помощников, к этому таинству не прикасался. Впрочем, за тех же еврогеев, или еще более хитрых и подлых неандерталов Дуб не поручился бы.

– Ну, а уж про колдуний-амазонок и говорить нечего!

– Истинно так, – подтвердил Тракторист.

Вождь с подозрением покосился на него – неужели колдун-механик еще и мысли читать умеет. Последнюю тот действительно прочел; или угадал. Проворчал:

– Ты свои мысли, парень, держи поглубже. Читать по губам не только я могу. А сейчас бери свою погремушку, и побежали. Негоже русам последними на Совет являться.

Вождь на «погремушку» не обижался. Тракторист славился в племенах острым языком; говорили, что и кулаками был не прочь помахать. Сам Виталька старшего Тольку в драке не видел; но по рассказам отца представлял, каков Тракторист в «бою». Младший репутацию семьи поддерживал истово; в немногих мальчишеских драках с парнишками из других племен (для мальцов такое допускалось; даже втайне поощрялось) Толька бился на кулаках спиной к спине с Дубом.

– Эх, – вздохнул Тракторист, когда вождь вернулся с завернутым в шкуру барабаном, – не очень-то хочется иные физиономии видеть.

– Жюльку?! – догадался Виталька, представив перед глазами постоянно ухмылявшуюся физиономию вождя еврогеев, со свернутым немного набок носом.

Дядька Толька словно опять прочел мысли парня; мечтательно протянул:

– То-о-очно! Это ведь я ему когда-то нос набок свернул. Чтобы не выступал…

Так что под неспешно накрапывающим дождиком молодой вождь русов несся почти с отличным настроением. Если бы еще не тревога, посеянная замолкнувшим уже барабаном… А в пещере Совета их встретили лишь амазонки. Старшая из них, королева Бэйла, кивнула русам приветливо. Скорее Трактористу, чем вождю, но Дуб не обиделся. Потому что не только ему – всем в племенах было известно, что стоявшая за плечом матери младшая Бэйла является дочерью и Трактористу. Так же, как отсутствующую здесь крошку-амазонку с тем же именем зачал в свое время младший Толька.

– Садитесь, мальчики, – королева указала пальцем на кипу шкур по правую сторону от себя.

Впрочем, Виталька и без ее напоминания, и без дядьки Тольки, сейчас вежливо пропускавшего вперед молодого вождя, знал, куда ему следует садиться. Знал, и все. Хотя в этой пещере оказался впервые. Он украдкой огляделся. Пещера не была примечательна ничем. Разве что более правильной, чем бесчисленные другие, круглой формой, и полным отсутствием ходов внутрь горы. Это было непривычным и тревожным. Поколениями в крови людей было записано: «Если что – беги поглубже в гору!». Здесь бежать было некуда… разве что вверх. Вождь поднял голову, и поспешно опустил ее; в одно мгновение он убедился, что ничего, кроме черноты уходящей ввысь пустоты там нет. Ничего.

Светлое пятно выхода загородила громоздкая фигура Денатурата – вождя неандерталов. Шагнувшего следом мелкого колдунчика Лая почти не было видно под громоздким бурдюком. Их – как это подозревал; даже знал, Дуб – королева никогда не назвала бы мальчиками. Такое интимные, почти семейные узы связывали жидовок лишь с русами. Почему? Так было изначально, и никто не смел с этим спорить. Даже зловредный Жюлька Ранье, явившийся на совет со своей женой Маргошей.

Дуб поспешно ткнулся взглядом в каменный пол, освещенный пламенем костра, чуть тлевшего посреди пещеры, и разделявшего шкуры племен. Вроде бы и кивнул приветственно, и в то же время отвел взгляд от лица колдуньи еврогеев. Ну что было сказать об этом лице… Харя, или рыло… Как утверждал тот же Толька-младший, у баранов и коров морды были поинтеллигентней. А еще он утверждал, что эта самая Маргоша была женой не только вождя. Да и сам Жюлька как-то…

Пятой парой, вступившей в пещеру, были китаезы – вождь Мао, выглядевший карликом на фоне громадины Цзы. Последнего Дуб уважал – за охотничье мастерство и удачу. А в остальном… Цзы был ему ничуть не ближе следующей пары – предводителей африканов Максимки и жуткого лицом Мамбы. Эти скользнули на свои шкуры практически бесшумно, и там замерли, подобно черным истуканам. Что такое истуканы, Виталька представлял себе очень приблизительно.

– Ну, что-то вот такое, – остановился он взглядом на непрошибаемом лице Максимки.

Барабан у африкана был совсем другим, чем у остальных – узким и вытянутым в длину. И назывался странным словом там-там. На проводах отца пальцы Максимки действительно сновали по коже барабана там и там, выводя дробную звонкую трель, и задавая ритм общему хору. Вот и сейчас длинные черные пальцы в нетерпении подрагивали.

– Что-то старый дурак задерживается, со своими старухами, – совершенно беззлобно проворчала королева.

Так она обозвала вождя обезьянов – Самчайку, который действительно был самым старшим в Совете. По возрасту. Этот обезьян был уже прадедом – единственным в племенах – и до сих пор не собирался отдавать бразды правления сыну, или внуку. Может, потому, что до сих пор пользовался большой благосклонностью женщин. А конкретно – двух своих жен, которые вряд ли были старше его внука. Увы… для жен. Потому что правила китаез про сына и дочь это не отменяло. Сыновей у них не было. В племенах для женщин это считалось изъяном, сравнимым с… Ни с чем не сравнимым. Но сами Ради и Нари, очевидно, так не считали. Они ходили с высоко поднятыми головами. Но сейчас им пришлось склонить их – вход в пещеру Совета был низковат даже для невысоких обезьянских женщин. Самчайка явился с обеими женами. Было ли это нарушением каких-то правил?