Семён Ешурин - Крепостная герцогиня (главы 64—115). Квазиисторическая юмористическая эпопея

– Аки токмо проведал я, что отцом стану, – проговорил Мойша, – подарил матери чада своего, аки обещал собранию курскому, рубль. Однако не простой, а… на цепочке златой! Засим к тестю предполагаемому будущему явился, о будущем чаде поведал и руки Аглаи попросил. Однако недооценил я соперника своего. Ненависть его к иудеям вообще и ко мне, сопернику более удачливому, в частности оказалась сильнее любви ко дщери своей и к чаду ея. Заявил сей «Гарпагон мценского масштаба», что проклянёт дщерь свою коли уйдёт она ко мне. А коли останется, то чадо будущее воспитает он самостоятельно. Повелел Бартель мне и Аглае клятву дать, что не узнает чадо будущее о происхождении своём богомерзком иудейском. И никогда не встречаться более. Помыслил я, что требование сие логично зело, ибо нация моя ввиду таланта ея во всём свете, хоть речь о тьме невежественной, презираема. Посему сам поклялся и убедил Аглаю дать клятву сию. Сдержали мы клятву, и ныне впервые опосля принятия ея встретились. И то не с целью единую семью создать, а аки раз наоборот, ибо семья моя отныне с тобой связана, сокровище моё, рассказу сему внимающее!

– В положенный срок родила я дщерь возлюбленную, – продолжила Аглая. – В семействе Бартелей заведено, что все представительницы пола слабого на буквицу «аз» именуются – мать моя покойная «Анфиса», я – «Аглая», сестра моя – «Акулина». Посему и дщерь свою на ту же буквицу нарекла я – «Аделаида», то бишь «Деля». Лика малышка сия уродилась иудейского – в отца своего. Во избежание взглядов косых и расспросов антииудейских придумала я, что папаша дщери моей – цыган Мишенька, похитивший коня нашего и честь мою без согласования с похищаемыми, а засим в бега подавшийся на сем коне борзом… Ну, а впоследствии стал мужем моим полуцыган Алексей и произвела я на свет чадо четвертьцыганское. Правда, сестрёнка моя Акулька то же самое произвела и ещё раз намерена, но сие к делу не относится. А Деля под влиянием Алексея ныне вовсю по-цыгански щебечет, тем самым тайну свою иудейскую скрывая. Смею надеяться, Наташа секретосберегающая, что не растреплешь ты Деле гЕнезис ея.

– Что ещё за «перепись ея» … али «перекись»?!

– Историю зарождения и рождения полуиудейки сей, под четвертьцыганку косящей.

– Ладно уж! – с явной неохотой Наташа пообещала.

– Не печалься, – заверила Аглая. – Аки токмо закончится свадьба твоя, уеду я с Делей, дабы нЕ о ком и нЕ с кем было тебе секрет выбалтывать.

В конце сентября прибыл князь Светлейший во град Курск на свадьбу двойную. И не один прибыл, а в сопровождении (середь прочих прихлебателей) десяти сильнейших… нет, не мордоворотов охраняющих, то бишь не токмо мордоворотов, а ещё и шахматистов мыслящих. Хотел одну из невест отучить хвастаться силой своей шахматной.

В те времена ещё не научилась Малашка в полную силу свою играть. Посему три партии вничью завершила. В семерых же разнесла соперников в пух и прах. До начала игр сих была у Меншикова мысль со служанкой сразиться. Но опосля разгрома учинённого мысль сия куда-то подевалась.

На свадьбу свою Мойша Ицкович пригласил, естественно, кузена славного вице-канцлера барона Петра Павловича Шафирова, во прошлом году из плена турецкого вернувшегося. Но прознал иудей крещёный, что послал царь на ту же свадьбу Светлейшего князя Меншикова антииудейского. Посему поздравил барон эпистолой молодожёнов, но сам в Питере остался.

Наконец, свадьба двойная состоялась. У обеих невест, аки назло, дни критические начались. Малашка их, аки всегда стойко перенесла. Наташа же потрепала нервы жениху своему.

Долго ли, коротко ли, но завершилась свадьба двойная успешным заключением браков законных.

Чрез несколько часов две брачные ночи состоялись… и обе – фальшивые! Ибо оба жениха разумных ведали, что не время во время дней критических нежность проявлять.

Первой, аки и обещано было, уехали Аглая с Делей.

Засим прочие гости, и, наконец, Меншиков. Сильно поиздержался Шафиров на ублажение приятеля светлейшего. Окромя взяток немалых подложил под него пассию свою, цыганку контрацептивную из того табора, о коем глаголила Малашка. Сия подложница, то бишь наложница столь возбудила Меншикова, что увёз он ея во Питер, где стала сия Смеральдина, то бишь Эсмеральда фавориткой фаворита царского. (Названа была цыганка сия в честь соплеменницы своей указанной ранее балерины, за свои божественные па «рижской богоматерью» прозванной.)

Правда, не забыл светлейший о радении шафировском. Несколько раз советовал он конкурентам иудея крещёного умерить аппетиты свои. В итоге прибыль мойшина превзошла многократно издержки на ублажение патрона своего.

Наконец, пришла пора неизбежная перейти младым супругам из состояния девичьего… в качество иное.

Познал Роджер любимую свою и услышал вопль слабый… Наташи, совращаемой супругом ея. Потому слабый, что отвёл ея Мойша Ицкович на сеновал дальний.

Малашка же, ко страданиям привычная, стойко перенесла дефлорацию свою и ни единого звука не издала. Токмо слёзы от боли выступили.

Вскоре вновь увиделись обе дефлорантки истерзанные. И молвила более истеричная, … то бишь просто истеричная:

– Благодарствую, Малашка, что разъяснила намёк Аглаи на безрадостность первого соития любовного. Посему вопила я менее, нежели безо предупреждения сего.

– Не дождалась я похвалы от ранее нетитулованной барыни Натальи Васильевны, – молвила служанка, – но дождалась ея от Вашего Сиятельства, ныне высокородная графиня!

Засим и барыня сиятельная, и служанка ея по-прежнему крепостная, одновременно чад понесли и… в положенный срок, то бишь 16 июля 1716 года одновременно донесли, но не на чад вопящих, а самих чад!

Строго глаголя, дата сия не стыкуется с фактом отбытия в Европу царя и царицы (в дальнейших событиях участие принимавших) в марте того же 1716 года во второе заграничное турне годичное. Но сие не такая уж натяжка на фоне выдуманности Малашки!

Сперва началось у Маланьи Смит. Вскоре вопль раздался. Но не роженицы, а чада новорождённого. Младая мать, аки и при дефлорации своей ни звука не издала. Окружающие, середь коих и счастливый отец пребывал, потрясены были.

Сына своего супруги, аки планировали, Егором нарекли. Имя сие на языке аглицком будет «Джордж». Официально малыш был назван в честь мифического деда своего барона Джорджа Смита. Реально же – в честь реального деда своего генерала славного герцога Джорджа Гриффита, коего бывший Уолтер Гриффит усопшим считал… Минуют годы, и превратится малыш сей подросший в иного генерала славного герцога Джорджа Гриффита. И обретёт он счастье семейное, сопоставимое с тем, что обрели родители его.