Любовь Паршина - Хроники Нового Вавилона

– Понимаете ли, мадемуазель, ничто так не сплачивает людей, как участие в общем темном и неприглядном деле.

– Круговая порука?

– Только и всего.

– И меня бы здесь не было… А скажите, если все так просто, то зачем нужны были все эти церемонии? Этот храм, дымящийся бык, потоки крови…

– А! – Вальтер усмехнулся. – Кровь объясняется очень банально. Вы два дня провели в запертой комнате, порядком измучились, помялись, растрепались. Убеждать вас причесаться, переодеться, привести себя в порядок было бы бессмысленно. Ну не поливать же просто мыльной водой! А с кровью получилось эффектно, мрачно.

– И вы не постеснялись бы затем при всех?.. Ну, прежде чем убить меня…

– Нет, не постеснялся бы. Кстати, позвольте спросить и вас, мадемуазель?

Хэзер пожала плечами.

– Спрашивайте, раз я здесь.

– Вы – уроженка Верхнего города. Не думаю, что нужда толкнула вас на путь порока. Так зачем?

Хэзер подумала, что зря пришла и, что, верно, стоит уйти, пока не поздно. Однако она не сделала даже попытки подняться со стула, а спустя несколько мгновений заговорила.

– Да, я из Вавилона, но из самой нижней его прослойки. Моя мать была швеей, и я бы стала швеей, едва выйдя из приюта. Но у меня перед глазами был пример в виде тетушки Люси. Она была куртизанкой. Когда я видела ее, мне до смерти хотелось стать такой, как она – красивой, уверенной в себе и в жизни. Свободной!

– И она, ваша тетушка, взялась обучать вас ремеслу?

– Не так просто. Когда я впервые сказала ей о том, кем хочу стать, она заплакала. Я тогда впервые увидела, как она плачет. Но, видно, она сама не хотела для меня нищенской жизни.

– А у вас самой есть дети?

– Нет. А у вас?

– Нет. И уже не будет.

– Кто знает. Может, вас не всю жизнь подержат в Академии, помилуют лет через десять.

Вальтер махнул рукой.

– Живым меня оттуда не выпустят. Вчера вечером приходил тот врач, в чей проект меня направляют. Говорил со мной, осматривал. Пришел к выводу, что я не в себе…

– К этому выводу пришла половина Вавилона. А в какой проект вас направляют?

– Представления не имею. Не сказали. Но пообещали, что если эксперимент выйдет неудачным, мой мозг будут долго изучать. Может даже выяснят, что с ним не так. Жаль только, я не узнаю…

– А если эксперимент будет удачным?

– Я, скорее всего, и этого не узнаю.

– О чем вы сейчас думаете, господин Корф? Вам страшно?

– Страшно? Нет. Хотя, вероятно, я еще успею испугаться. Я знаю, что вечером войду в Академию наук и никогда больше оттуда не выйду. Мне и горько… и спокойно. Я знаю, что меня ждет. Нюансы их исследований не столь уж важны. Только бы не возились слишком долго.

Тут к ним вновь подошел охранник.

– Время вышло, мисс. Вас проводят обратно.

– Всего доброго, – кивнул Вальтер, глядя на нее сквозь прутья решетки.

– Благодарю за угощение, – кивнула Хэзер, вставая и расправляя складки на юбке и жакете. – Прощайте, господин Корф.

Все началось, как обычный прием у врача, только опрос обо всех прошлых болезнях и образе жизни был подробнее и дотошнее. И вправду, куда теперь было спешить?..

В итоге врачи пришли к выводу, что им крайне повезло – такой экземпляр попал в их заботливые, профессиональные руки! Раньше они имели дело только с оголодавшей, толстокожей чернью. Теперь же они и не представляли, с какой стороны подступиться к этому жителю Верхнего мира. Дав подопытному небольшую передышку между взятием проб крови и проверкой на переносимость некоторых сильнодействующих препаратов, медицинские светила решали, в каком же именно эксперименте разумнее и полезнее будет его использовать.

Вальтер, уже переодетый в больничные штаны и рубашку, сидел в кресле, к которому был привязан кожаными ремнями. Стены в просторной смотровой были белоснежны, а окна затянуты тонкой решеткой.

То ли оттого, что из него выкачали небольшую батарею пробирок крови, то ли просто от усталости, он впал в странную, не свойственную ему апатию. Дверь в кабинет, где совещались врачи, была приоткрыта, отголоски их негромкого разговора иногда долетали до него, но он не делал попытки напрячь слух. Какая разница? Все равно решат, все равно сделают… Только бы не возились слишком долго.

Наконец, доктора пришли к единому мнению. Ассистенты тут же стали колдовать над ним. Вальтеру сделали несколько уколов, от которых его тело совсем ослабло, а разум помутился – он то погружался в сон, более похожий на обморок, то просыпался и даже успевал понять, что происходит.

– Почему он в сознании?

– Не понимаю. Вероятно, сильная сопротивляемость препарату.

– Думаю, не стоит волноваться. Он все равно обездвижен. Пусть ассистенты приступают к дальнейшей проверке.

Вальтера уложили на холодный стол, и несколько игл вонзилось в его правую руку. Из каждой под его кожу вытекло по капле жгучей жидкости, и плоть отозвалась на это такой болью, что тело содрогнулось само по себе.

– Превосходно, – деловитым тоном отметил кто-то прямо над его головой.

Его оставили на какое-то время, измерили пульс, давление, а затем вновь сцедили большой шприц крови.

От всей той дряни, что бродила в его крови, и просто от усталости Вальтер готов был уснуть. В какой-то момент в его утомленном сознании мелькнула обиженная мысль – «почему они не дают мне спать?».

…Его куда-то везли. Колеса каталки гремели по кафельному полу. Нет, быстро все это не закончится.

Коридоры, лифт, вновь коридоры. В Академии, опустевшей с наступлением ночи, было тихо, так что лязг и шаги отдавались звонким эхом. Люди отсюда ушли, а когда вернутся… он об этом уже не узнает. А они не узнают, что он был здесь.

Вальтер невесело усмехнулся.

– Похоже, приходит в сознание, – тут же сообщил один из тех, кто его вез, другому.

– Ничего страшного. Мы уже на месте.

Они остановились в просторном, светлом помещении. То была какая-то лаборатория или процедурная, залитая ярким электрическим светом. За стеклянным потолком скорее угадывались, чем были видны, матовые тучи вперемежку со смогом, в которых ворочалась бледная луна.

Вальтера перетащили на широкий, обтянутый клеенкой стол, и пристегнули к нему кожаными ремнями. Лежа так и приходя в себя, он видел, как ходят вокруг врачи, как подкатывают ближе столик с медицинскими препаратами и блестящими, чистенькими шприцами, а вслед за этим —какой-то агрегат, размером с небольшой чемодан, увитый проводами.

– Зажарить меня хотите? – поинтересовался Вальтер, обретший, наконец, дар речи.

Доктора не отвечали, зато прямо над ним раздался знакомый голос:

– Я бы тебя зажарил.

Вальтер поднял взор и с удивлением узрел Кристофера МакКлелана.

– Добрый вечер, претор.