Любовь Паршина - Хроники Нового Вавилона

И значит, на крышу оно вылезло через чердак! И значит там, на чердаке надо искать его след.

– Мсье Дурново, – позвал детектив отчетливо, но не слишком громко, чтобы не потревожить людей в доме.

Ответа не последовало.

Он пошел по крыше, то и дело замечая на ее пластинах бурые пятна.

Вскоре он набрел на открытое оконце и за ним – вернее, под ним – обнаружил Николая Дурново. Тот был бледнее прежнего, а на Грево воззрился, словно перед ним предстал маньяк собственной персоной.

– Что случилось? – поинтересовался Грево.

– Я кое-что нашел, – сообщил Николай, медленно переводя дыхание, словно справляясь с приступом рвоты.

Грево спрыгнул на пол чердака и посмотрел туда, куда указал Николай.

Чердак, обширный, но низкий и душный, был освещен язычками пламени, тающими в газовых рожках. Он повторял своими очертаниями и изгибами планировку дома, и через каждые несколько метров возвышались колонны дымоходов разной толщины.

На одну из таких труб – необъятную и неровную кирпичную глыбу – и указывал Николай. На полу у ее подножия стояла открытая фарфоровая шкатулка с жемчугом и отрезанным носом.

Антуан Грево зажег спичку и, сев на корточки, присмотрелся – да, это и была часть лица Ирины, отрезанная чудовищем.

А вместе с ней среди жемчуга лежала стеклянная ампула – размером с фалангу пальца, с горлышком со следами сургуча, без штампов и следов этикеток.

Такие ампулы часто поставляются пустыми во многие лаборатории и в весьма больших количествах. А раз ее запечатали сургучом, значит, намеревались длительное время хранить что-то важное, какой-то уже готовый препарат. Вероятнее всего – собственного производства. Возможно, этот маньяк имеет непосредственное отношение к медицине или химии.

Спичка погасла, Грево достал из коробка и зажег следующую. Что-то должно быть – что-то еще. Неспроста улики оставлены тут, словно на витрине. Выпрямившись в полный рост, чуть ниже уровня глаз он увидел два кирпича, отмеченные кровавыми мазками.

Они легко поддались нажатию и утонули в стене. Тут же часть кладки со скрипом просела – открылась потайная дверь.

– Мсье Дурново, у вас нет с собой револьвера?

– Нет, не имею привычки носить оружие.

– Я тоже. А жаль. Что ж – придется надеяться на удачу и собственные физические возможности. Если хотите подождать здесь, то я…

– Если вы считаете, что я позволю вам идти туда одному, то вы плохо себе представляете, что такое русский дворянин!

От собственных слов Николай обрел твердость духа и подошел к Грево, стараясь, впрочем, не глядеть на все еще стоящую на полу шкатулку.

При свете очередной спички они стали спускаться вниз по старой лестнице. На светлых деревянных ступенях виднелись кровавые отпечатки. Что там отпечатки – в своем воображении Грево ясно увидел, как чудовище ползло по этой лестнице (идти прямо оно не могло – его трясло от волнения).

Лестница закончилась, сделав единственный поворот. Прямо перед Грево оказалась завеса из легкой светлой газовой ткани.

Спичка погасла. Несколько секунд они простояли в полной темноте и тишине, внимательно прислушиваясь, и, лишь убедившись, что здесь кроме них никого нет, Грево отдернул завесу и зажег следующую спичку.

Они вошли в маленькую комнатку с потолком, низким настолько, что оба они – мужчины не самого высокого роста – почти касались его головой. Стена по левую руку от входа была скошенной и нависала над обширным низким диваном.

Первым делом Грево двинулся вдоль ровной стены, ища газовый рожок. Тот вскоре обнаружился, и, мгновение спустя, пламя радостно ожило под плафоном из розового стекла. Наконец, стало возможным как следует осмотреться.

Дверца напротив проема, затянутого сиреневым газом, вела прямо в гардеробную княжны Ирины, но с той стороны выглядела как одна из панелей на стене.

Убранство самой комнаты было довольно кокетливым: множество подушек, валиков, пледов, низкий столик в восточном стиле, комодик в стиле ампир, легкий, пушистый ковер на полу. Стены были почти полностью забраны все тем же сиреневым тюлем, а за ним проглядывала старая обивка стен – цвета слоновой кости, простая и без узоров, сохранившаяся со времен основания Вавилона и установки самого дома.

И повсюду кровавые отпечатки. Чудовище металось здесь, вытирало свои руки о тюль и покрывала, не знало, куда деть безжизненный, но еще, должно быть, теплый кусок плоти. Затем выбралось на чердак, на крышу (там оно подбежало к краю крыши и задержалось, слушая крики княжны Марии) и лишь после всего этого умчалось прочь. Да, просто-таки улица Морг.

Тут Грево заметил на одной из подушек мертвый цветок. Мертвый во всех смыслах: лишь искусственный стебель из точеного дерева, без листьев и лепестков. Они лежали тут же, на полу, изорванные в мелкие клочки, в конфетти. Сидя здесь, готовясь к своему страшному делу, чудовище нервничало.

У него наверняка тонкие пальцы, руки не привыкли к грубой работе и имеют высокую чувствительность. Слишком уж ровные и мелкие «конфетти» получились.

Физически сильный, явно не старый мужчина, явно житель Верхнего города, на сторонний взгляд, наверняка, интеллигентный и спокойный.

Итак, неплохо для наброска…

Разобравшись со следами чудовища, Грево приступил к следам Ирины. Для чего девушке с ее увлечениями служила эта комната, догадался бы и последний рабочий, не видавший в своей жизни ничего, кроме общежития и угольной печи. Но ведь это было и ее скрытое убежище…

В комодике, помимо запасов ликера, шоколада и кокаина, нашлись деньги и три пачки писем. В одной были письма от самых разных мужчин, поклонников княжны, во второй – письма от подруг, в которых те делились с ней подробностями своей приватной жизни. В этой пачке в основном встречались имена Кэролайн Вуд, молодой вдовы, и Анны Честер – совсем юной девицы, лишь недавно начавшей выходить в свет.

Однако наиболее любопытной Грево показалась третья – самая тонкая пачка. То было несколько коротких признаний в любви, напечатанных на машинке.

«Вы знаете, кто я…» – так начиналось каждое из них.

– Не следует ли нам сообщить полиции о том, что нашли? – спросил Николай, топтавшийся на месте и лишь наблюдавший за детективом. Присесть куда-либо он не решался.

– Разумеется, я сообщу, – заверил его Грево. – Когда зайду побеседовать с господином Лефроем. Скажите, господин Дурново, вы отправитесь ночевать домой или останетесь в этом доме?

– Останусь здесь. Мне уже приготовили комнату.

– Замечательно. Тогда, пожалуйста, позвоните мне завтра, когда господа Гагарины будут в состоянии побеседовать со мной.

– Да! Непременно.

– Благодарю, мсье. Я оставлю свой номер. Если не застанете меня дома, скажите моей квартирной хозяйке, что это вы – она сумеет меня найти. У нее восхитительный талант – находить меня, где бы я ни был…