Марк Твен - Приключения Тома Сойера (адаптированный пересказ)

Том бросился к тому месту, где упал цветок, остановился шагах в двух от прекрасного подарка, затем прикрыл глаза ладонью и стал всматриваться куда-то в даль, словно увидел в конце улицы что-то очень интересное. Потом он поднял с земли соломинку, установил себе на нос и, закинув голову назад, притворяясь, что балансирует, стал придвигаться все ближе и ближе к цветку. В кон це концов Том как бы невзначай наступил на него босой ногой. Гибкие пальцы ухватили тонкий стебелек, и, прыгая на одной ноге, Том подхватил свой трофей и скрылся за углом. Убедившись, что ни кто за ним не наблюдает, Том спрятал цветок на груди, у самого сердца.

Вечером, около половины десятого, сжимая в ладони увядший цветок, он снова пришел по безлюдной улице к дому, где жила прекрасная незнакомка. Том перелез через забор, осторожно перебрался через клумбы и стал под окном. Он долго с умилением глядел на освещенный изнутри прямоугольник, потом лег на землю, растянулся во весь рост, сложив руки на груди и прижимая к ней маргаритку. Том подумал, что именно так он хотел бы умереть – одинокий странник, среди равнодушных людей, бесприютная голова, безответное любящее сердце. Наступит радостное летнее утро, Она распахнет окно, выглянет и увидит Тома Сойера таким, каким застигла его безвременная смерть, – в расцвете юной, блистательной, многообещающей жизни. И может быть, прекрасная незнакомка даже проронит над ним хотя бы одну слезинку, чистую, как горный хрусталь…

Окно с шумом распахнулось, резкий окрик служанки нарушил возвышенное ночное безмолвие, и поток холодной воды хлынул на распростертого страдальца.

Потрясенный и возмущенный, герой-любовник едва не захлебнулся. Он вскочил на ноги, неистово отфыркиваясь. В воздухе просвистел камень, послышалось негромкое проклятие, зазвенело, разбиваясь, стекло, и тут же невысокая, едва различимая в сумерках фигурка перескочила через забор и растаяла в темноте.

В воскресенье после завтрака тетя Полли собрала детей у себя в комнате для традиционного семейного богослужения. Оно, как всегда, началось с молитвы, построенной на солидном фундаменте из библейских цитат, скрепленных жиденьким цементом собственных комментариев благочестивой старушки. К девяти часам Том, Сид и их старшая сестра Мэри должны были отправиться в воскресную школу. Сид еще несколько дней назад выучил свой урок, а Тому только сейчас пришлось приступить к зазубриванию стихов из Библии.

Он отчаянно старался удержать в памяти отрывок из Нагорной проповеди, выбранный им за то, что там были самые короткие стихи во всей Библии. Однако за полчаса Том не продвинулся ни на шаг, так как мысли его упорно носились далеко, у дома Джефа Тэтчера.

Мэри решила помочь брату и взяла у него книгу, чтобы проверить урок. Спотыкаясь на каждом слове, Том принялся кое-как продираться сквозь заросли библейской премудрости.

– Блаженны… э-э…

– Нищие…

– Да, нищие; блаженны нищие… э-э-э…

– Духом…

– Духом; блаженны нищие духом, ибо их… ибо они…

– Ибо их…

– Ибо их… Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное. Блаженны плачущие, ибо они… они…

– Ох, Том, дурачок ты этакий! Что ж ты меня пытаешься обмануть! Тебе надо как следует выучить стихи с самого начала. Когда сделаешь, я тебе подарю одну очень хорошую вещь. Ну, давай!

– А какую вещь, Мэри? Ты только скажи, а уж я…

– Не все ли тебе равно, Том? Раз я сказала, что хорошую, значит, хорошую.

– Ладно, Мэри, пойду поднажму.

Том поднажал на стихи и под двойным давлением любопытства и предстоящей награды добился впечатляющих успехов. Через пятнадцать минут он без запинки ответил свой отрывок. За это Мэри подарила брату новый перочинный ножик с двумя лезвиями. Том пришел в бешеный восторг, ухитрился за полчаса изрезать буфет и уже собирался приняться за комод, но тут его позвали собираться в воскресную школу.

Мэри вручила брату жестяной таз с водой, и кусок мыла. Том вышел за дверь и поставил таз на скамейку, брезгливо окунул мыло в воду, после чего положил его на место. Затем Том старательно закатал рукава, осторожно вылил воду на землю, вернулся в кухню и принялся тереть лицо полотенцем, висевшим за дверью. Но провести Мэри было не так-то легко.

– Как тебе не стыдно, Том, – спокойно сказала она, отнимая у брата полотенце. – От воды еще никому не было вреда. Иди, умойся как следует.

Она снова налила полный таз воды. На этот раз Том постоял над ним некоторое время, собираясь с духом, потом набрал в грудь воздуху и начал умываться. Когда мальчик во второй раз вошел на кухню, зажмурив глаза и ощупью нашаривая за дверью полотенце, по его щекам текла мыльная пена, честно свидетельствуя о предпринятых невероятных усилиях. Однако, когда Том отнял полотенце от лица, выяснилось, что результат получился не совсем удовлетворительный. Чистыми оказались только щеки и подбородок. Они белели, словно маска, а ниже и выше сохранилась серая от грязи кожа.

Тогда Мэри взялась за дело сама. Через пять минут Том вышел из-под рук сестры, уже ничем не отличаясь от других представителей белой расы. Мокрые волосы Тома Мэри быстро и аккуратно пригладила щеткой, ровно и красиво уложив короткие завитки. Это составляло несчастье всей жизни Тома, потому что он был уверен, что кудри делают его похожим на девчонку.

На этом мучения не кончились. Мэри до самого подбородка застегнула на брате чистую курточку от его парадного, костюма, отвернула книзу широкий воротник и надела на голову соломенную шляпу. Теперь Том выглядел очень нарядно и чувствовал себя ужасно неловко: новый костюм и опрятный вид стесняли его. Том надеялся, что Мэри забудет про башмаки, но его надежда не сбылась. Сестра знаком велела ему обуться, и при этом так ласково и понимающе смотрела на брата, что он покорно опустился на корточки и принялся возиться со шнурками.

Сид был уже готов. Мэри быстро оделась, и дети втроем отправились в воскресную школу. Том ненавидел ее всей душой, а Сид и Мэри любили. В воскресной школе занимались с девяти до половины одиннадцатого, а потом начиналась проповедь, на которую ходить было не обязательно. Сид и Мэри оставались на слушать священника добровольно, а Том – по иным причинам, гораздо более серьезным.

В дверях школы Том немного отстал, чтобы поговорить с одним приятелем, тоже одетым в парадное платье, носить которое, очевидно, не доставляло ему никакого удовольствия.

– Билли, у тебя есть желтый билетик? – поинтересовался Том.

– Есть.

– Что ты просишь за него?

– А что дашь?

– Кусок жвачки и рыболовный крючок.

– Покажи.

Том показал. Приятель остался доволен, и они поменялись. После этого Том совершил еще несколько сделок с другими мальчиками: выменял два белых шарика на три красных билетика и несколько безделушек на два синих. Еще около десяти минут Том вел бойкую торговлю, покупая билетики разных цветов, потом вошел в церковь вместе с ватагой чистеньких детей, уселся на свое место и дернул за волосы того из ребят, кто сидел ближе. Вмешался важный, пожилой учитель, но едва тот повернулся спиной, Том затеял ссору с мальчишкой, сидевшим перед ним, а затем кольнул булавкой другого мальчика, желая послушать, как тот закричит: «Ой!» и получил еще один выговор от учителя. Все это Том проделывал не в последнюю очередь для того, чтобы не встречаться глазами с Эмми Лоренс, которая то и дело посылала ему нежные многозначительные взгляды.