Уилбур Смит - Божество реки

— Ты ранен, — слова мои прозвучали глупо. Я сам почувствовал это и не смог поднять глаза на друга.

— Нет, старина, я не ранен, — тихо сказал он. — Я убит.

ШИЛУК И сделали для Тана носилки из своих копий и постелили на них овчину. Они подняли командира и мягко, не спеша, внесли в крепость Адбар Сегед.

Мы положили его на постель царя Аркоуна, а затем я выслал их из комнаты. Когда все вышли, я положил голубой меч на постель рядом с ним. Он улыбнулся и опустил руку на золотую, украшенную драгоценными камнями рукоять. — Я дорого заплатил за это сокровище, — прошептал он. — Как бы мне хотелось хоть раз пойти с ним в бой. Я не стал ни утешать, ни обнадеживать. Как и всякий бывалый воин, Тан видел слишком много легочных ран. Я не смог бы обмануть его относительно исхода. Я завязал рану полотняной полосой и заткнул прокладкой из шерсти. Пока обрабатывал ее, читал заклинания против кровотечения:

— Изыди, творенье Сета…

Тан медленно отдалялся от меня. Каждый новый вдох требовал все больших усилий, и я слышал, как кровь бурлит у него в легких, словно прячущееся в трясине чудовище.

Я смешал для него настой сонного цветка, но он не захотел выпить.

— Я хочу прожить каждую минуту своей жизни. Даже самую последнюю.

— Что еще я могу для тебя сделать?

— Ты уже слишком много сделал для нас. Но нашим просьбам, кажется, не будет конца.

Я покачал головой.

— Я все готов отдать вам.

— У меня есть к тебе последняя просьба. Во-первых, я хочу, чтобы ты никогда не говорил Мемнону, кто его настоящий отец. Он должен верить, что в его жилах течет кровь фараона. Ему предстоят великие дела, и ничто не должно мешать ему.

— Он гордился бы твоей кровью не меньше, чем кровью фараона.

— Поклянись, что никогда не расскажешь ему.

— Клянусь, — сказал я, и Тан замолчал на некоторое время, собираясь с силами.

— У меня есть еще одна просьба.

— Я заранее обещаю выполнить ее.

— Береги мою женщину, ту, которая никогда не сможет стать моей женой. Береги и храни так, как делал ты все эти годы.

— Ты же знаешь, я буду беречь ее.

— Да, я знаю, потому что ты всегда любил ее так же сильно, как и я. Береги Лостру и детей. Я отдаю их в твои руки.

Он закрыл глаза, и я подумал, что конец близок, но силы его превосходили силы обычных людей. Через некоторое время Тан открыл глаза.

— Я хочу видеть царевича.

— Он ждет тебя на террасе, — ответил я и вышел из-за занавески наружу.

Я увидел Мемнона у дальнего конца террасы. Масара была рядом с ним, они стояли, не касаясь друг друга. Лица их были серьезны, говорили приглушенными голосами. Оба обернулись, когда я вышел.

Мемнон сразу направился ко мне, оставив девушку одну. Он прошел прямо к постели Тана и остановился над ним. Тан улыбнулся, но улыбка получилась неуверенной. Я знал, каких усилий она ему стоила.

— Ваше высочество, я научил вас всему, что знаю о войне, но я не могу научить вас жизни. Каждый человек должен учиться сам. Больше мне нечего сказать вам перед тем, как я отправлюсь в свое последнее путешествие. Я должен сказать только одно: я благодарен вам за счастье жить с вами рядом, знать вас все эти годы и верно служить вам.

— Вы всегда были для меня больше, чем учителем, — тихо ответил Мемнон. — Вы были для меня отцом, которого я не знал.

Тан закрыл глаза, и по его лицу прошла гримаса боли. Мемнон наклонился и пожал его руку.

— Боль такой же враг, как и все остальные, и ей нужно противостоять. Ты сам учил меня этому, вельможа Тан.

Царевич решил, что гримаса боли вызвана раной, но я понимал, какие муки испытывает Тан, когда слышит слово «отец» в устах Мемнона.

Тан открыл глаза.

— Спасибо, ваше высочество. В вашем присутствии мне легче переносить последние страдания.

— Называй меня другом, а не высочеством. — Мемнон опустился перед ним на колени, не выпуская руки.

— Я хочу сделать тебе подарок, друг, — от сворачивающейся в легких крови голос Тана начал слабеть. Он нащупал рукоять голубого меча на постели, но не хватило сил поднять его.

Тан поднял руку Мемнона со своей руки и положил ее на рукоять меча.

— Он теперь твой.

— Я буду вспоминать о тебе всякий раз, когда вытащу его из ножен. Всякий раз, когда мне придется обнажить его в бою, я буду произносить твое имя. — Мемнон взял меч в руки. — Ты оказываешь мне великую честь.

Мемнон поднялся, отошел на середину комнаты с мечом в руке и встал в классическую позу фехтовальщика. Прикоснулся клинком к губам, приветствуя человека, лежащего на постели.

— Так ты учил меня.

Потом начал выполнять упражнения с мечом, которым Тан научил его с раннего детства. Он показал двенадцать оборонительных движений, а потом перешел к колющим и рубящим ударам, безупречно выполняя их. Серебристый клинок кружился в воздухе, как атакующий орел, пел и свистел в руках, и пляшущие лучи света освещали сумерки комнаты.

Мемнон закончил упражнения прямым колющим ударом в горло воображаемого врага. Потом опустил меч вниз и оперся на клинок, поставив обе руки на рукоять.

— Ты хорошо научился владеть клинком, — кивнул ему Тан. — Мне больше нечему учить тебя. Скоро настанет время моего ухода.

— Я побуду с тобой.

— Нет, — Тан усталым жестом остановил его. — Судьба ждет тебя под открытым небом, а не в этой темной комнате. Ты должен выйти к ней навстречу, не оглядываясь. Таита побудет со мной. Бери девушку, отправляйся к царице Лостре и приготовь ее к вести о моей смерти.

— Уходи с миром, вельможа Тан. — Мемнон не стал нарушать торжественность момента бессмысленными спорами. Он подошел к постели и поцеловал отца в губы. Потом повернулся и, не оглядываясь, вышел из комнаты с голубым мечом в руках.

— Иди навстречу славе, сын мой, — прошептал Тан и отвернулся к стене. Я сидел у его ног и смотрел на грязный каменный пол. Мне не хотелось видеть слезы человека такой породы, как Тан.

НОЧЬЮ меня разбудил бой грубых деревянных барабанов шилуков, раздававшийся в темноте. Их печальные голоса пели похоронную песню, от которой дрожь прошла по моему телу. Светильник у постели Тана почти погас и начал шипеть. По стенам двигались чудовищные тени, словно стервятники, хлопая крыльями, усаживались вокруг трупа. Я медленно, нехотя подошел к Тану. Я знал, что шилуки не ошиблись: чутье редко обманывает их в подобных делах.

Тан лежал в той же позе, лицом к стене, но когда я прикоснулся к плечу, оно уже было холодным. Непреклонный дух покинул тело.

Я сидел рядом с ним весь остаток ночи и оплакивал его вместе с шилуками.

На рассвете я послал за бальзамировщиками.

Я НЕ МОГ ПОЗВОЛИТЬ грубым рукам низких мясников потрошить моего друга. Я сам сделал разрез в левом боку, и разрез этот, выполненный рукой хирурга, был ровным и аккуратным, не то что огромная рваная рана, нанесенная рукой гробовщика.