Эмилио Сальгари - Талисман

— То есть тебя, сыночек?

— Почему бы и нет? Я ее молочный брат. Я люблю ее и ненавижу, и я сумею покорить ее!

— Так, сыночек! Значит, сначала нужно уничтожить двух испанцев? Почему же ты не уничтожил их?

— Пробовал, но неудачно. Однажды в гостинице, где они остановились, я впустил в их комнату дюжину скорпионов, но они случайно обнаружили гадин и передушили всех.

В другой раз я нанял одного бедняка — угостить ударом ножа одного из испанцев, того…

— Того, которому Заморра отдала свое сердце? Янко скрипнул зубами и молча кивнул головой.

— Дурак ошибся и зарезал какого-то иностранца, за что его повесили, — продолжал он. — Я лично два раза едва не расправился с врагами по пути в Марокко. Но оба раза срывалось. Их словно дьявол хранит! Вчера, например, я поджег сухую траву в пещерах, где они спрятались, и думал, что они изжарятся заживо, сгинут раз навсегда. Но они отыскали запасной выход, мать, и выбрались на поверхность… Словом, они тут, совсем близко, мать!

— И девушка с ними?

— Да. Но до девушки, мать, тебе нет дела! Ты мне помоги уничтожить испанцев. Оставшись одинокой в чужой стране, Заморра станет искать моей помощи, — я стану тем, чем был для нее раньше. Почему бы и нет? Разве я не хорош собой? Разве я не богат, как принц? Разве я не из древнего рода вождей? И ведь рано или поздно, но я тоже смогу стать вождем цыган Испании и пользоваться царскими почестями от всех детей древнего погибшего царства!

— Так, так, сыночек, — монотонно твердила старуха, качая в такт речи седой головой. — Ты будешь вождем, и тебя ждут царские почести… Я помогу тебе уничтожить твоих врагов! Хочешь, я опою девушку таким зельем, что она полюбит тебя?

— Она — дочь «Высокого Дома», мать!

— Да, да! Я опять забыла, сыночек! Но как же ты хочешь погубить испанцев?

— Натрави на них рифов, мать! Горные разбойники напьются крови моих врагов!

— Хорошо, сыночек! Кстати, рифы восстали на этих днях. Между ними и испанцами — кровь!.. Хорошо, хорошо! Мне достаточно сказать, что она — моя внучка и что она тоже умеет творить заклинание града и заклинание ветра — и ей уже не будет грозить опасность попасть в гарем какого-нибудь шейха рифов!.. Теперь отдыхай, насыщайся. Я обдумаю, как все устроить. Твоя приемная мать позаботится обо всем, сыночек! Талисман вождя Семи племен останется в могиле вождя, девушка станет твоей женой или твоей наложницей — как тебе будет угодно, испанцы сгинут!

— Испанцы сгинут! — эхом откликнулся Янко, снова принимаясь за еду.

Четверть Часа спустя он покинул куббу колдуньи, условившись предварительно с ней обо всех подробностях плана предания Карминильо и Педро в руки рифов.

Ну, что вы, сеньоры, думаете о нашей хозяйке? Этот вопрос задал товарищам Карминильо, стоявший посреди куббы «Госпожи Ветров». Туда, в куббу, беглецов благополучно довел Янко. Старуха приняла их радушно, как дорогих и близких людей. Бог весть откуда раздобыла она пищу и питье для них — и посетители куббы не могли пожаловаться ни на недостаток пищи, ни на ее грубый вкус.

С особенной лаской старушка отнеслась к Заморре.

— Как хороша ты, девушка! — шептала она, заглядывая в глаза хитаны. — Ты хороша, как царица! Ты — пышная роза Египта!

Счастлив будет тот, кто назовет тебя своей, Цветок Востока!

Должно быть, в твоих жилах течет царственная древняя кровь, огонь моей души!

Пей, кушай, дитя.

Под моим кровом ты в такой же безопасности, как под кровом дома отцов твоих, под крылышком твоей родной матери!

Но все любезности, расточавшиеся старухой, не производили ни малейшего впечатления на девушку: каким-то безошибочным инстинктом хитана сознавала, что слова старухи — яд, и ее ласка — ложь.

Когда гости были сыты, старуха приготовила им постели.

— Спите спокойно, дети, — сказала она. — Тут вам не может угрожать никакая опасность. Да и я посторожу ваш покой. Я должна побродить по лесу, над пропастями, собирая травы и цветы ночи.

И она выскользнула из куббы.

Следом за ней, под предлогом осмотреть окрестности, ускользнул и Янко.

Едва замолк звук их шагов, Карминильо, все время внимательно наблюдавший за движениями старухи, обратился к товарищам с вышеприведенным вопросом.

— Старушка — первый сорт! — лениво отозвался Педро. — Она накормила нас такими деликатесами, что любо-дорого! Хотел бы я знать, откуда она добывает здесь, в этой глуши, такие вещи?

Если я разбогатею, я возьму ее к себе в качестве домоправительницы!

— А ты что скажешь, дитя? — обратился Карминильо к хитане.

— Ничего, — сдержанно ответила девушка. — Мы находимся под кровом этой женщины, и мы ели хлеб ее. Я не хочу говорить о ней дурно. Но сердце мое не лежит к ней. Ее язык лжив и ядовит, как язык змеи!

— Мне она тоже показалась фальшивой до мозга костей, — задумчиво произнес Карминильо, — но Янко клянется и божится, что мы можем вполне положиться на старуху. Тут мы в безопасности. Признаюсь, я очень нуждаюсь в отдыхе и засну как убитый!

Они улеглись, притушив лампу. Каждый положил возле себя оружие. Спали не раздеваясь.

Прошло всего несколько минут. Заморра осторожно приподнялась и огляделась. Педро спал сном невинности, некрасиво открыв рот, и звучно храпел. Карминильо лежал на спине, скрестив руки на груди, и казался не живым спящим человеком, а античной статуей.

Хитана тихо склонилась над ним и прикоснулась губами к его высокому лбу.

— Спи, родной! Спи, милый! — прошептала она. — Я не сплю за тебя! Я храню твой покой! Если понадобится, я отдам кровь моего сердца за тебя!

Ты осуждаешь меня за то, что я отправилась на поиски таинственного талисмана. Но ты не знаешь, для чего мне нужен этот талисман, эта никчемная в твоих, да и в моих глазах игрушка!

Талисман — это плата за свободу, это — выкуп.

Если талисман вождя Семи племен будет в моих руках, я, по древним законам, становлюсь царицей цыган Испании. Как царица, я смогу выбирать себе мужа хотя бы из другого племени.

Понимаешь ли это ты, спящий беззаботно?

И снова красавица хитана склонилась к спящему и поцеловала его.

Карминильо шевельнулся, но не открыл глаз: сон его, молодой и здоровый сон, был слишком крепок, и поцелуй цыганки не мог разбудить его…

Убедившись, что Карминильо спит сном младенца, Заморра подняла с пола свой «маузер» и тенью выскользнула из куббы.

Стояла ночь. Кругом царила тишина. Только откуда-то издали изредка доносился крик ночной птицы, да еще, когда налетал ветер с моря, слышался глухой гул. Это валы, рожденные в недрах моря, добежав до прибрежных утесов и разбиваясь грудью о грудь скал, тихо роптали на свою судьбу.

Заморра обошла вокруг куббы, всматриваясь в дали, озаренные призрачными лучами луны.