Карл Май - По дикому Курдистану

– Ты не получишь бумагу! – сказал я каймакаму.

– Почему?

– Здесь есть строки, сделанные тайнописью, я должен их обследовать.

У каймакама лицо пошло пятнами.

– Ты ошибаешься, эфенди.

– Я это четко вижу!

Чтобы его подразнить, я прибавил:

– Эту надпись я прочту наверняка, если подержу бумагу под водой.

– Держи, держи! – отвечал он с видимым удовлетворением в голосе.

– Ты выдал себя спокойствием, с которым ты произнес эти слова. Поэтому я не буду опускать бумагу в воду, а подержу ее над огнем.

Я попал в точку: это было заметно по неудавшейся попытке каймакама подавить страх, промелькнувший на его лице.

– Ты сожжешь письмо при этом! – предостерег он.

– Не беспокойся! Эфенди с Запада, наверное, умеет обращаться с такими вещами.

Бей был удивлен:

– Ты на самом деле полагаешь, что письмо содержит скрытое послание?

– Если ты зажжешь огонь, я смогу тебе это доказать.

При всем этом присутствовал Пали. По знаку бея он собрал сухие сучья и зажег пламя. Я присел рядом на корточки и со всей осторожностью поднес письмо к пламени. Тут же ко мне подскочил каймакам и попытался вырвать его у меня. Я, ожидавший этого, так же быстро уклонился в сторону, и он упал на пол. Али-бей тут же придавил его коленями к земле.

– Остановись, каймакам! – крикнул он. – Ты вероломно притворялся; сейчас ты пришел ко мне, не заручившись, как прежде, моей защитой, поэтому я беру тебя в плен.

Офицер сопротивлялся насколько мог, но нас ведь было трое против него, к тому же на помощь пришли и другие езиды, стоявшие неподалеку. Его разоружили, связали и отправили в палатку.

Теперь я мог закончить свой эксперимент. Пламя прогрело бумагу настолько, что она чуть не загорелась, и тут стали очень четко видны слова, стоящие на полях.

– Али-бей, ты видишь, я был прав!

– Эмир, ты волшебник!

– Нет, но я зато знаю, как сделать эти надписи снова видимыми.

– О эфенди, твоя мудрость очень велика!

– Но ведь мутасаррыф тоже понимает это волшебство. Есть вещества, из которых готовят чернила, которые на бумаге исчезают, и только еще одним средством можно их вынудить снова стать видимыми. Наука, знающая эти средства, называется химия. Ею у нас больше занимаются, чем у вас, и поэтому у нас есть лучшие средства, чем у вас. Мы знаем много видов тайнописи, которую очень сложно обнаружить. Ваши же настолько просты, что не требуется особенно много ума, чтобы невидимые слова сделать видимыми. Ну-ка, угадай, чем написаны эти строки?

– Скажи!

– Мочой.

– Быть не может!

– Если написать мочой зверя или человека, то надпись исчезает по мере того, как она сохнет. Если же потом подержать бумагу над огнем, строки чернеют, и ты можешь их прочесть.

– И что же здесь написано?

– «Я приду послезавтра, чтобы победить».

– На самом деле? Ты не ошибаешься?

– Здесь четко написано!

– Хорошо, тогда давай мне это письмо!

Он несколько раз в большом возбуждении прошелся туда-сюда, потом остановился передо мной.

– Это предательство или нет, эмир?

– Это вероломство.

– Может, мне уничтожить этого мутасаррыфа? Все в моих руках!

– Тебе придется потом иметь дело с падишахом.

– Эфенди, у русских есть пословица, она гласит: «Небо высоко, а царь далеко». Так же и с падишахом. Нет, я одержу победу!

– Ты прольешь много крови. Не говорил ли ты мне недавно, что любишь мир?

– Это так, но его должны мне предоставить! Эти турки пришли лишить нас свободы, имущества и жизней. Несмотря на это, я их пощадил. Но вот они снова плетут заговор. Разве я не должен обороняться?

– Должен, но не с помощью сабель!

– Чем же еще?

– Этим письмом. Иди с ним к мутасаррыфу, покажи ему, и он будет разбит наголову.

– Он мне устроит засаду и возьмет в плен, если я приду утром в Джерайю.

– Кто тебе мешает то же самое сделать с ним? У тебя больше шансов захватить его в плен: он ведь не знает, что тебе уже известны его намерения.

Али-бей смотрел в задумчивости некоторое время на землю перед собой, потом ответил:

– Я посоветуюсь с Мир Шейх-ханом. Ты поедешь со мной в долину Идиз?

– Поеду.

– Прежде, правда, я кое-что предприму, чтобы эти люди внизу не могли нам никак навредить. Не ходи со мной к палатке, оставайся лучше здесь.

Почему я не должен был сопровождать его до палатки? Его рука лежала на кинжале, а глаза сверкали решимостью. Не хотел ли он мне помешать предотвратить необдуманный поступок?

Полчаса я стоял снаружи один и все это время слышал гневные и возбужденные голоса. Наконец Али-бей вышел. В руке у него была записка, которую он протянул мне.

– Читай! Я хочу услышать, нет ли здесь чего-нибудь неподходящего.

Письмо содержало короткое и сдержанное указание командирам немедленно передать все оружие, а также боеприпасы езидов тому, кто предъявит этот приказ.

– Нет, все верно. Но как ты этого добился?

– Иначе я бы незамедлительно казнил его и макреджа и начал обстрел. За час мы бы с ними управились.

– Значит, теперь он в плену?

– Да, его вместе с макреджем караулят.

– А если люди каймакама не смирятся?

– Тогда я осуществлю свою угрозу. Оставайся здесь до моего возвращения, и ты увидишь, уважают ли меня турки.

Он отдал еще несколько приказов и спустился вниз к батарее. Спустя десять минут все езиды были в полной боевой готовности.

После той ночи в долине Идиз Али-бей поскакал в Джерайю, демонстративно сопровождаемый всего лишь десятью людьми. Но еще перед отбытием он послал перед собою достаточное число воинов в окрестности Бозана.

Мутасаррыф прибыл действительно с таким же сопровождением, но прежде Али-бей разузнал через своих разведчиков, что между Шейх-ханом и Расул-Айни стянуты значительные воинские силы, которые уже в тот же самый день должны были проследовать в Шейх-Ади. Получив такие вести, он просто окружил мутасаррыфа и взял его в плен. Чтобы снова добиться свободы, тот вынужден был отказаться от всех коварных планов и пойти на мирные предложения Али-бея.

Вследствие этого возобновился прерванный езидский праздник. Его встречали с невиданным ликованием.

После окончания праздников я хотел было отправиться в Амадию, но узнал, что Мохаммед Эмин подвернул себе ногу в горах, и поэтому мне пришлось ждать три недели его выздоровления. Это время не пропало даром и позволило мне поближе познакомиться с курдским языком.

Наконец Хаддедин прислал гонца, сообщившего, что он готов к отправлению, и я поднялся с раннего утра, чтобы забрать его от предводителя курдов-бадинан. Сердечно попрощавшись с езидами, я пообещал на обратном пути заехать к ним на несколько дней. И хотя я протестовал против сопровождения, Али-бей не преминул доставить меня хотя бы до курдов-бадинан, чтобы лично попрощаться с Мохаммедом Эмином.