Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и золото шаманов

– Это пизолит, – вспомнил я наименование пещерного жемчуга.

– Чего? – обиделся за свое сокровище Слава и ссыпал горсть шариков в карман. Он не поверил, что почти перламутровое чудо имеет столь неблагозвучное название. – Ладно, двинули дальше.

Мы перешли по дорожке пещерное озеро и встали на другом берегу. Я оглянулся и тщательно отследил череду камней. Пунктир указывал на неглубокую выемку в скале. Дальний берег подземного зала оказался узким, шагов десять. Мы приблизились к указанному пунктиром месту и осмотрели стену, всю в извилистых валиках натеков. Должно быть, потолок тут весь в трещинах, в дождь, особенно весной при таянии снега, здесь чертовски поливает. Сзади послышалось торопливое шлепанье подошв по камню, затем короткий вскрик и громкий плеск, разнесшийся под сводами пещеры.

Размахивая геологическим молотком, Вадик бултыхался в воде, повизгивая от холода. Фонарь у него потух, волосы облепили лицо. Незначительная чужая беда зачастую вызывает смех – загоготали и мы, и бригада на берегу. Вадик яростно пошел вброд и выбрался на наш пятачок, мелко стуча зубами.

– Я вам молоток нес, а вы смеетесь, – сердито пробурчал он, подав мне инструмент. Наверное, специально для такого момента из дому прихваченный. Вот, значит, куда Вадик девался – бегал за ним к рюкзаку.

– Спасибо, не дуйся, – примиряюще сказал я. – Видишь углубление? Думается, не случайно дорожка к нему ведет. Кладообразователи любят оставлять различимые для понимающих людей знаки. Тот, кто эту дорожку мостил, дает нам указание, что мы идем по верному пути. Ты как считаешь?

– Тебе виднее, – вздохнул Вадик, пытаясь отжать на себе одежду. – Ты следопыт, ты и ищи.

– Ну, ладно. – Я поудобнее перехватил молоток и внимательно исследовал выемку. – Начнем, благословясь.

Первые же удары по натечной коре дали понять, что фортуна не оставляет меня своей милостью. Стена дрогнула и отозвалась металлическим гулом, на пол посыпался отбитый кальцит, а в луче фонаря тускло блеснула изрубленная непонятными значками желтая поверхность.

– В масть! – Я прильнул к обнажившемуся металлу. – Золото. Вот оно! В этой местности было золото, и я его нашел!

Компаньоны стиснули меня плечами, торопясь дотронуться до желтой стены.

– Мой отец погиб не зря, – прошептал Вадик.

– Вот оно, золото шаманов! – я активно заработал молотком, скалывая наплыв.

Постепенно нашим глазам открывалась ошеломляющая картина: полукруглая стена высотой чуть более полутора метров, сделанная из чистого золота. От ударов она вибрировала и гудела, словно огромный ритуальный гонг.

– Да она вся золотая! – воскликнул Вадик, скользя по ней ладонями. Под его ногами захрустел известняк. – Настоящее чистое золото!

– Надеюсь. – Я отступил на шаг, наслаждаясь великолепным зрелищем стены из благородного металла. Кто-то вделал в камень две большие пластины, составляющие половинку окружности. А за ними… Что могло быть за ними? Древние эвенки владели обработкой металлов, так что Золотые Врата могли скрывать целый пантеон языческих богов, изготовленных, надо полагать, из того же материала. – Кажется, мы нашли подземный храм.

– Здорово, – пробасил Слава, хлопнув меня по спине. – Я знал, что ты дороешься!

Друзья были в припадке кладоискательской эйфории. Вадик елозил на коленях перед Вратами и едва их не целовал. Слава радостно скалился. Кажется, он еще не совсем врубился, ЧТО мы нашли! Меня охватил давно забытый детский восторг.

Мы стояли и смотрели, наслаждаясь первозданной красотой храмовых ворот, словно созданных природой, как все в этом чудесном зале. Слава курил сигарету за сигаретой. Вадик с идиотской улыбкой сел на кучу известковых обломков. Я опустился на корточки и рассмотрел выбитые резцом значки на поверхности створок. Рисуночки напоминали пиктограмму, только смысл ее был неясен.

Пиктографическое письмо, вообще-то, для того и предназначено, чтобы один не слишком обремененный умом человек быстро понял, что хочет сообщить другой обладатель примитивного разума. Оно возникло во времена неолита и до сих пор встречается у некоторых племен, затормозившихся в развитии на первобытном уровне. Местные оленеводы широко использовали его еще в двадцатых годах. Не исключено, что это самый древний образец письменности народов Севера. А уж об уникальности и говорить не приходится.

Я поймал себя на мысли, что только сейчас догадался оценить находку. Должно быть, во мне стал преобладать ученый, если я до сего момента не задумался, что сей «образец письменности» может стоить бешеных денег. Впрочем, холодный расчет не заглушил научного интереса. Не астрономические суммы витали у меня в голове, а догадки о том, что может находится за этими дверьми. Вратами. Золотыми храмовыми Вратами…

И тут до омерзения знакомый голос вернул меня с небес на землю:

– Значит, сумели уложиться в срок, Илья Игоревич.

Полковник Проскурин собственной персоной осквернил крошечный островок счастья. Погруженный в раздумья, я и не заметил, как мусор возник здесь. Никто не заметил, даже Слава, который проникся значимостью находки.

– Как видите, – сказал я, – как видите.

– Вижу, – с некоторым изумлением ответил Проскурин. Появился он не один: хозяина сопровождал и верный пес Лепяго, и Доронин, совершенно остолбеневший. – Что это за полукруг?

– Напоминает дверь в потайной ход, – угодливо подсказал Андрей Николаевич.

– Сам вижу, – недовольно откликнулся Проскурин и пристально посмотрел на меня. – Открыть пробовали?

Я покачал головой.

Лепяго ужом проскользнул между нами и приник к Вратам, подсвечивая аккумуляторным фонарем.

– Значит, разделяется на две половинки, – бормотал он, хлопоча над стыком. Директор изучал экспонат своего музея. Меня аж зло взяло – для него Врата не представляли материальной ценности. Похоже, ему даже в голову не приходило, что им может быть уготована иная участь, нежели целомудренно украсить новую экспозицию.

Андрей Николаевич выпрямился и сообщил хозяину авторитетное заключение:

– Ничего подобного я до сих пор не видел. Могу только предположить, что эти пластины имеют культовое значение. Характерно, что народы Севера не знали дверных петель. Это, так сказать, некая заслонка, как в русской печи, только ручка отсутствует. Непонятно также, для чего понадобилось резать ее пополам. Вот здесь, на стыке, первоначально нанесенный рисунок разделен…

– Чтобы в пещеру заволакивать удобнее было, – неожиданно буркнул Слава, которого говорливый Лепяго заметно угнетал.

– Да? И в самом деле, – обрадовался тот. – Это, надо сказать, любопытное предположение.

Проскурин долго и тщательно изучал Врата. Он даже постучал по ним кулаком, вызвав продолжительный гул, ушедший в глубину расположенного по другую сторону ворот пространства. Затем шумно посопел и вперил в меня буравящий взгляд раскосых черных глазок.