Дмитрий Быстролетов - Para Bellum [журнальный вариант]

— И что потом?

— А потом посмотрим.

Они опять помолчали.

— Опасная работа, — сказал Гай, под­нявшись со стула.

— Не без этого. Работа не для слабо­нервных.

Гаю показалось, что Фриц дразнит его.

— Ну, а если я попрошу оказать мне до­верие? — Он прошелся к двери и обрат­но, остановился перед Фрицем.

— Я тебе и так верю.

— Нет, не то, — поправился Гай. — Если я предложу вам свои услуги?

Фриц сощурил глаза:

— А не упрекнешь после, что тебя затя­нули?

Гай резко отвернулся.

— Ну, ну, — примирительно произнес Фриц, — не обижайся. Сам же сказал — работа опасная... И не за деньги... Наобо­рот, придется тратить свои...

— Денег у меня много!

Фриц оставил эту вспышку без внима­ния.

— У нас все построено на доброй воле. Из-под палки никто ничего не делает...

— Я в Испании был по собственной воле.

— Иначе бы мы с тобой тут и не тол­ковали. — Фриц взглянул на часы. — Лад­но, мне нужно идти. Ты можешь появиться здесь завтра... скажем, в половине десято­го, утром?

— Когда угодно.

— Ну и хорошо. Значит, до завтра. У тебя еще есть время подумать.

— Я уже все сказал! — воскликнул Гай.

— Не так горячо, — улыбнулся Фриц.— Будь здоров.

Они обменялись рукопожатием, и Фриц ушел.

Пятью минутами позже покинул бар и Гай. Настроение у него было прекрасное. Мир снова обретал для него четкие очертания, и он снова знал свое место в этом мире.

На следующее утро они обо всем дого­ворились. Фриц оказался дотошным и пе­дантичным, когда речь зашла о практиче­ской стороне дела. Можно было подумать, что он всю жизнь занимался вопросами конспирации.

Во-первых, надо было снабдить Гая но­выми документами. Это взял на себя Микаэл Манинг.

Во-вторых, Фриц разработал довольно сложную систему явок и паролей. Записы­вать ничего не полагалось, приходилось все запоминать.

Гаю предстояла работа в Германии. Фриц тоже должен вскоре появиться в Берлине. В группу Гая входят, кроме него самого, еще три человека — Иштван, Ганс, Альдона. Все связи — через Иштвана.

Так как с Гая еще не успел сойти испан­ский загар, ему удобнее всего въехать в пределы Германии откуда-нибудь с юга. К тому же он должен выдавать себя за голландца, вернувшегося в Европу из Ни­дерландской Новой Гвинеи, где у него име­ются обширные поместья. Вполне натураль­но выглядело бы, если б голландец прибыл на пароходе в Амстердам, а затем отпра­вился в Германию. Но все же Фриц счел более подходящим путь через Турцию.

Все остальное — при встрече в Берлине...

Через неделю Гай обзавелся двумя но­венькими паспортами. В одном из них он значился как Ганри Манинг, — у Микаэла Манинга был когда-то племянник Ганри. В другом его звали Ганри ван Гойеном. Он мог выдавать себя при необходимости за представителя этой знатной и богатой семьи, но у него было гражданство Сое­диненных Штатов Америки. Все это обош­лось в триста гульденов. Группу Гая назва­ли Para bellum.

Прощаясь перед отъездом в Турцию с Микаэлом Манингом, Гай сказал:

— Извини и зла на меня не держи.

— За что? — не понял Мик.

— Я же думал, ты с фашистами.

— Эх, сынок, это меня только утешает: значит, они тоже сильно ошибаются. — Мик расхохотался и похлопал Гая своей ко­роткопалой пятерней по простреленному левому плечу.

Глава 2

ТАКОЙ УДАЧНЫЙ ДЕНЬ

Отвратительная погода бывает в Стам­буле зимой!

Весь декабрь и январь жителей попере­менно изводят дождь и снег: если ветер потянет с юга, со стороны Мраморного моря, то начинает лить дождь, а если с се­вера — тогда с Черного моря хлынет вол­на морозного воздуха, по мокрым улицам закрутит снег, и тут уж без теплого паль­то не обойтись. Но в феврале случаются ясные прохладные деньки, предвестники близкой весны: неяркое солнце мягко се­ребрит быстрые воды Босфора, с улицы Пэра просматривается голубой силуэт дале­кой Антигоны, а к вечеру весь город — древние седые башни и султанские мра­морные дворцы, черные стрелы кипарисов и белые современные дома, уступами спу­скающиеся к морю, — все вокруг станет сначала золотым, а потом розовым. По­сле захода солнца на город спускается прозрачная сиреневая мгла, сквозь кото­рую тускло мерцают крупные южные звезды.

Вот в такой февральский вечер к перро­ну Западного вокзала, как всегда, был по­дан Ориент-экспресс — синие лакирован­ные вагоны с белыми табличками, указы­вающими, что скоро поезд ринется в ночь и, громыхая через всю Восточную Европу, умчит путешественников далеко на север: Istambul — Sofia — Beograd — Wien — Berlin (Anh. Bf.).

На перроне к этому времени всегда со­бирается пестрая и беспокойная толпа: у провожающих на глазах блестят слезы, а уезжающие рассеянно и нетерпеливо улыбаются из зеркальных окон, и в их глазах уже виден иной, далекий мир, куда их сейчас увлечет синий экспресс.

У ступенек вагона-люкс группа американ­ских офицеров провожает седого француз­ского генерала и его молоденького адъю­танта. Вытянулся проводник в синей фор­ме, белых перчатках и кепи. Вместе с дру­гими пассажирами к этому вагону подхо­дит смуглый молодой человек лет три­дцати, с темными усиками. На нем пре­красное серое пальто, дорогое кашне, ще­гольская шляпа. Носильщик несет за ним добротный чемодан с мозаикой пестрых наклеек: они наглядно показывают долгий путь из Голландской Индии в Турцию. Моло­дой человек закуривает, рассеянно огля­дывает перрон. Расплачивается с носиль­щиком и входит в вагон.

— Господа пассажиры, до отхода поезда осталась одна минута! — вразнобой кри­чат проводники. — Извольте занять места!

В толпе возникает движение — одни то­ропливо спрыгивают со ступенек, другие поспешно входят в вагоны. Последние улыбки и рукопожатия... Наспех брошенные слова...

Едва поезд миновал пригороды, провод­ник начал обход купе — отбирал у пасса­жиров паспорта и билеты. В двухместных он молча совал их в кармашки своей папки в синем переплете, но в купе клас­са люкс почтительно приложил руку к ко­зырьку:

— К вашим услугам, господин генерал! Вы можете вызвать меня в любое время дня и ночи нажатием вот этой кнопки. Спо­койной ночи, господин генерал!

И в следующем купе-люкс — тоже с почтением:

— Спокойной ночи, господин... э-э-э... Ганри Манинг! — Имя и фамилию смуглого молодого человека с усиками проводник не сразу разобрал в его нидерландском паспорте. — Приятного отдыха, господин Манинг!

Гай проверил замок, прислушался к зву­кам в других купе, разделся, лег и накрыл­ся синим одеялом с большим белым выт­канным вензелем WL.

Следующие сутки прошли в бесцельном перелистывании журналов и газет, но когда экспресс пересек германскую границу, Гай почувствовал волнение: он вступал на поле боя.

Хотелось выпить чашку кофе, но было еще очень рано. Он стал смотреть в окно, но с этой стороны зимний пейзаж был уныл, и Гай вышел в коридор. Пейзаж за окном и тут не радовал, но он решил вы­курить сигарету в коридоре, чтобы не ды­мить у себя в купе. Когда он прикуривал, чья-то рука легла на его левое плечо. Оно еще болело. Скосив глаза, Гай увидел черную лайковую перчатку, рукав черного мундира и серебряную тесьму на обшлаге со словами: «Мертвая голова». Эсэсовец. Обернувшись, Гай встретил спокойный, твердый взгляд светлых глаз. «Начинает­ся», — подумал он. Эсэсовец поднял паль­цы к козырьку и вежливо проговорил: