Сергей Шемякин - Господа офицеры! Книга 2.

Через час на уставшей лошади подъехал генерал Марков. Всех отдыхающих поднял и повёл колонну на запад. Задача стояла прикрыть Рязанскую, где должны остановиться главные силы, с юга. Станица, в которой рассчитывали отдохнуть, осталась справа.

Стемнело. Авангард двигался по какой-то тропе. Артиллеристы с руганью толкали застревавшие орудия. Перешли вброд какую-то мелкую, журчащую по камням речку. В два часа ночи остановились в небольшом черкесском ауле. Аул брошен, жителей нет, дома частично разграблены. На отдых дали четыре часа. Пётр заснул мгновенно, как и остальные. Огня не разводили, ночью было холодно, но никого это не тревожило. Люди спали вповалку, прижавшись к друг другу. Над головой была крыша, закрывающая от дождя и стены, спасающие от ветра.

Подняли ещё до рассвета. Сразу поставили в строй, и колонна двинулась в ночь. Лишь артиллеристы задержались, впрягая лошадей.

Петр катал во рту карамельку, угостив конфеткой Озереева и Юриксона. Во рту было хреново, не умылись, ни попили горячего, сразу вперёд. Может у командования в такой спешке и были какие-то свои резоны, но поручик их не видел. Могли бы выступить и тремя часами позже. Что в потёмках грязь месить?!

С рассветом идти стало легче. В строю начались разговоры. До этого офицеры угрюмо молчали, заставляя организм втянуться в марш. Полк шагал в ногу, разнося мерную поступь и бряканье железа по рассветному утру. Количество офицеров в полку сократилось почти на треть. Больше всего досталось второй роте, потери ранеными и убитыми у неё были самыми большими. Аженов очень боялся попасть в обоз. Хорошо если легко ранят, а если тяжело, то так и будешь в этой телеге ходить под себя, пока не умрёшь от раны или воспаления лёгких. Запашок от телег с ранеными шёл ещё тот. Сестёр милосердия было мало, врачей восемь, а раненых уже семь сотен. Тут и повязки никто особо не менял, не больно то их сменишь на ходу под дождём, да и ночью с лампой не побегаешь, осматривая лежащих в телегах страдальцев. Умерших хоронили каждую ночь, но многим приходилось лежать рядом с трупом весь день, до вечерней остановки. Тело из телеги на ходу не выкинешь, умершего офицера или юнкера надо похоронить, а поскольку в каждой повозке лежало по несколько человек, то живым приходилось терпеть такое соседство. Были и выздоравливающие, из числа легкораненых, но таких счастливчиков — единицы. Бои каждый день, или через день, и каждый день марш от пятнадцати до тридцати вёрст, по промозглой, сырой погоде. Помимо раненых имелись и больные. Вон юнкеров загнали вчера в воду, а ведь никто не позаботился, чтобы дать им время и место высушить одежду. Завтра половина ляжет с простудой. Петру такой подход к людям не нравился. Генералы не привыкли думать о бойцах, даже об офицерах. Их больше волновали решаемые военные задачи. К тому же обозу надо обязательно назначать обслугу. Чем расстреливать красных, лучше бы их приставили к уходу за ранеными. Назначили бы по одному на две телеги, и все бы были обихожены, напоены, накормлены и даже перевязаны, если бинты дадут. О еде для рот тоже никто не думал. Полевых кухонь нет, горячего не дают, и вообще ничего не дают. Говорят, продовольствие для раненых везут, но ведь его приготовить надо. Туже кашу сварить нужны по крайней мере котёл и дрова. В общем кругом бардак. Пока в строю — ты командирам нужен, а потом от тебя одни заботы. Но до Екатеринодара Аженов с армией рассчитывал дойти. Повидаться, оставить денег матери и сестрёнке, потом опять воевать можно. Большевиков он ненавидел, считая их бандитами и отребьем, которые задурили народу голову различными посулами, развалили фронт и сейчас чужими руками дерутся за власть. Из той сотни, что он перебил во время похода, вряд ли был хоть один комиссар. Обманутые пропагандой и брошенные на убой простые солдаты, науськанные агитаторами с целью искоренить восставших офицеров, как реальную угрозу большевистской власти. На государство большевикам плевать, на народ тоже. Сволочи, одним словом. Гнусные сволочи, прикрывающиеся красивыми словами о лучшей жизни. Бить их надо нещадно, но не здесь, а в Москве и Петрограде. А к красным засылать своих агитаторов, чтобы всю эту солдатскую массу перетянуть на свою сторону. "А на пленных надевать погоны и гнать их в бой!"

За мыслями дорога незаметно вывела в ещё одному брошенному аулу. Здесь явно случилась перестрелка, поскольку на улице валялись редкие стрелянные гильзы. Дали время на привал — полчаса. Пётр зашёл в брошенный дом, сел на лавку. На дворе мычала некормленая скотина. Имелась остывшая печка, кое-какая самодельная мебель. Около раскрытого сундука валялась выброшенная одежда. Дом явно грабили.

Посидели с Озереевым, поговорили и пошли строиться. Ротный объявил, что движутся к большому аулу Понежукай, высланы квартирьеры. Это новость обрадовала. Отправка квартирьеров обещала длительный отдых. Полк пошел энергичней. Аула достигли только к вечеру, издалека увидев два минарета. Вторая радостная весть, что аул не брошен, есть жители и можно будет прикупить съестного.

— Сала у мусульман вряд ли есть, а вот мяса копчёного в дорогу надо будет попытаться достать. А то у меня мешок почти пустой, — пожаловался Петр другу.

— Да, — согласился Вадим. — И лепёшек каких-нибудь. Говорят, и сыр у них неплох.

— А может купить барана, да зажарить? Пару дней мясо продержится.

— Баранину я не люблю, её вымачивать надо, а то привкус неприятный.

— Было бы чего кусать, а с привкусом потом разберёмся, после того как съедим, — ответил Пётр.

Расположились на ночёвку. К гостям черкесы отнеслись настороженно. Несколько аулов большевики и местные казаки вырезали. К офицерам горцы тоже отнеслись с настороженностью, думали, что будут грабить.

Наскоро поели и легли спать. Ночь удалась — выспались! Даже утром никто не будил. Часов в одиннадцать поднялись, почистили винтовки и наганы, пошли знакомиться с аулом. В общем похоже на станицу. Белые домики, хозяйственные постройки, многочисленная живность. К середине дня начали возвращаться жители. Замелькали женщины в платках, скрывающих лицо, появились мужчины и молодёжь. Народ понял, что грабить и убивать не будут.

В доме у печи суетилась хозяйка, готовя для гостей еду. Хозяин — сорокалетний крепкий горец в черкеске с газырями и кинжалом, неплохо говорил по-русски. Кто и за что вырезал аулы, включая женщин и детей, они и сами не знали. Горцы уже сколотили конный отряд и присоединились к кубанским частям генерала Покровского. Большевиков от казаков они не отличали, но твёрдо знали, что казачки из станицы Рязанской в расправе над мелкими аулами отметились. Хотя раньше, при царской власти, и с казаками, и с русскими крестьянами десятилетиями жили мирно, считая друг друга за соседей.