Сергей Шемякин - Господа офицеры! Книга 2.

Петр жевал на ходу колбасу с остатком горбушки. Колбаса, сделанная станичниками, была вкусной. Её надо было побыстрее съесть, чтоб не пропала. Озереев тоже что-то жевал, в темноте не разберёшь. Шагали тихо, лишь бряцала амуниция. Никто даже не интересовался, что за станица впереди и далеко ли идти. Потом Згривец объявил, что идут в Некрасовскую, от Усть-Лабинской в десяти верстах. Была надежда на отдых. Армия вышла из района Тихорецкой и Кавказской группировок большевиков. Отсутствие железных дорог и малочисленные переправы через реку Кубань практически исключала преследование. Большевики, оседлавшие железные дороги и узловые станции могли подбросить подкрепления только в Екатеринодар. Армия же, вместо прямого пути из Кореновской, сместилась южнее и, прикрывшись Кубанью обходила город с юга.

Некрасовская тоже оказалась занята большевиками. Стрельба в ночи разгоралась. Полк сошёл с дороги, на протяжении нескольких вёрст занятой обозом, и по целине, обходя растянувшиеся повозки, двинулся ускоренным шагом в сторону выстрелов. В первой же ложбине сапоги опять стали набирать по пуду грязи, но офицеры шли, превозмогая усталость. Впереди дрались части авангарда, им была нужна помощь. Армия оказалась в окружении. Полку было приказано обойти станицу с востока и сбить противника.

Ротные колонны растянули в цепи. Аженов про себя матерился. Приходилось лезть через кусты, спускаться в низины и взбираться на взгорки. Ни черта не видно. Ориентиров никаких. Ни луны, ни звёзд, черное небо наверняка затянуто тучами. Товарищи воспринимаются только на слух. Чувствуется что движешься не один, справа и слева треск веток и тихая ругань. Нырнули в какой-то ров. Откосы крутые. Вниз Петр съехал на заднице — покатились сапоги. Внизу сыро и грязи по колено. С трудом выбрался на другую сторону. Может и есть рядом в двух шагах удобный подъём, но ночью не видно. "Надо было сахара кусок съесть или пару карамелек!" — подумал Пётр, но сейчас было не до остановок и обшаривания вещмешка. Вытер испачканные в земле руки и приклад винтовки о шинель. Цепи упорно продвигалась в указанном ротными направлении. Оружие у всех висело на плече, забрасывать за спину никто не рискнул.

— Стой! Приготовиться к бою! Примкнуть штыки! Прицел триста! — пронеслось тихо по цепи. Аженов одним движением достал из ножен штык, насадил на ствол винтовки до щелчка, прижал винтовку к плечу. Приказ означал, что противник рядом. Но Пётр никого не видел.

Цепь офицеров стояла, выжидая.

Красных Пётр не увидел, а услышал. Хруст ломких кустов, звяканье амуниции, еле слышные разговоры, чавканье ног.

— Залпом ... Огонь! — заорал, выдержав добротную паузу Згривец!

Взвод ударил дружно перед собой.

— Заряжай! — прокричал он следующую команду. ... — Залпом... Огонь!

Вспышки выстрелов осветили ночь ещё раз.

Впереди началась паника: — Белые! Отходи! Не бросайте! Товарищи!

Красноармейская цепь, остановленная первым залпом, после второго побежала. Поручик лишь слышал шум бегущих и орущих от страха людей. Рота ударила в третий раз и двинулась шагом вперёд. Ночью бегать по незнакомой местности — дураков нема. Изредка постреливали, наткнувшись на врага в упор. В темноте попался один красный поймавший пулю и стонавший на земле. Пётр кольнул его, обогнул затихшее тело и пошагал дальше. Через десять минут вышли на восточную окраину станицы. Заняли пустые окопы красных. Куда они делись — непонятно. То ли подались в станицу, то ли бежали дальше в степь. С запада доносился шум боя. Там, где был мост через Лабу и куда должен был идти обоз. Армия оказалась в очень плохом положении. Прижата к реке. Противник со всех сторон. Люди и лошади уставшие, без отдыха и кормёжки. Утешало лишь одно: бои хоть кровавые, но победные. Людям срочно требовался передых, но отдыха большевики не дали. Бои за станицу шли всю ночь, красные упорно огрызались, сил у них было много, пулемётов тоже.

На рассвете корниловцы пошли в психическую атаку, и большевики дрогнули и побежали. Станицу взяли, выбив из неё противника. Главные силы (то есть обоз) начали втягиваться в станицу, расползаясь по улицам. Мост через Лабу большевики взорвали и уходить армии было некуда.

Петр сидел с Озереевым на краю окопа, подстелив пол задницы клеёнки и наблюдая, как над степью встаёт рассвет. Светлело быстро. Розовая каёмка восхода так и не показала солнышка. Тучи лежали над самой землёй, готовые разразиться ливнем или снегом. Перед утром похолодало, поднялся северный промозглый и сырой ветер. Пришлось одеть башлык и перчатки. Руки от металла винтовки, лежащей на коленях, мёрзли.

Красные отошли на несколько верст и после нескольких ночных контратак, не беспокоили. Как хорошенько рассвело, начали постреливать по станице из артиллерии. Крестьяне ушли с красными, в станице остались в основном казачки — их не жалко. Артиллерия била и с той стороны реки, от многочисленных крестьянских хуторов, расположенных на западном берегу Лабы. Первая офицерская батарея отвечала, неоднократно заставив замолчать красные орудия.

Удалось поспать часа четыре, потом полк сняли и перебросили на западную окраину станицы, готовиться к переправе. Оборону здесь держал юнкерский батальон, расположившись вдоль берега реки. Полку поставили задачу готовиться к переправе. Изыскивали лодки и готовили из бревен плоты. Река была шириной метров тридцать, но течение сильное. Противоположный берег обрывистый.

Ночью в полночь юнкерский батальон начал форсирование Лабы. Первые два взвода пересекли реку без единого выстрела, по грудь в ледяной воде и затаились под обрывом. Потом пошёл весь батальон. Красные начали стрелять, но их быстро задавили пулемётами и огнём пушек, выкатив их на прямую наводку. Потом раздалось дружное "Ура!" и юнкера сбили красных с обрыва, обеспечив плацдарм на той стороне реки. Двинулся офицерский полк на подручных средствах.

Пётр переправлялся в лодке. Один офицер грёб, остальные сидели не шевелясь, боясь опрокинуть утлую посудину, едва не черпавшую бортами. От воды несло холодом. Течением ощутимо сносило в сторону. Влезло в посудину всего восемь человек, под девятым лодка уже тонула. Ткнулись в берег. Поручик с осторожностью выпрыгнул на берег вслед за Озереевым, сидевшим на носу. Не хватало ещё плюхнуться из-за торопливости в воду. Переправить удалось за раз чуть побольше роты, но и то хорошо. Не придётся воевать в мокром, как юнкерам. Предстояло наступать по дороге на Филипповские хутора. Хуторов было много, разбросанных по разные стороны дороги, везде были красные. Юнкера уже с двух хуторов большевиков выбили. Офицерский полк наносил удары поротно. Красные ночью особо не сопротивлялись и бежали сразу после первых выстрелов охранения. Крошили всех подряд, кто попадался под пулю или штык. Где-то рубился конный дивизион, поддерживающий общий удар. К утру заняли хутор Киселёвский, в пятнадцати верстах от станицы Некрасовской. Несколько крестьянских хуторов горело — подожгли казачки. Ночью эти зарева выглядели страшно, да и глупо. Раненым нужно было тепло, а не остатки пожарищ. В этом районе Кубани тлела лютая вражда между крестьянами и казаками. Все крестьяне поддерживали большевиков, казаки только самих себя. Добровольческая армия была чужда всем. От неё не ожидали никакой пользы, только вред.