Сергей Сокуров - Сказания древа КОРЪ

Сначала вёрст пятнадцать всадники и мать с младенцем в двуколке поднимались по каменистому просёлку вдоль левого берега Пивы. Миновали Пивский монастырь и свернули вправо. Просёлок вывел путников через перевал в Никшич. Отсюда был световой день неспешной езды до многолюдного селения Подгорица по хорошей дороге через плодородную долину, находившуюся в руках турок. Османы теперь опасались чинить препятствия своим извечным врагам. Не дай, Аллах, осерчать русских! Оставив Подгорицу, за Петровской горой путники увидели судоходное Скадарское озеро, самый большой пресный водоём на Балканах, в каменистых, местами заболоченных берегах. Лишь северо-западным его заливом, с россыпью скалистых островков, владели черногорцы. Его берега и несколько обитаемых, укреплённых остров по-прежнему удерживали албанские турки. Западнее, на побережье Адриатики, хозяйничали австрийцы. Перешла в их руки и одна из наиболее защищённых от морской непогоды, глубоко врезанная в гористый берег «фестончатая» бухта по названию Боко-Котор. В тот день путникам открылась в разрыве туманной дымки часть залива, его ответвление, но и по нему можно было составить представление об изумительной красоте этого горного каньона, погрузившегося в море, как говорили, при Всемирном потопе.

У Руса, как чаще всего звали Петра плужане, кольнуло в сердце. Ведь черногорское приморье, отвоёванное у османов и французов с помощью русских моряков, решением Венского конгресса в 1815 году поставлено под контроль Вены. С согласия русского царя. Как после этого «дипломатического жеста» Александра I смотреть в глаза соседям! Вообще, победитель Наполеона повёл себя неразумно в отношени черногорцев: лишил их денежной помощи, поступавшей в страну со времён Петра Великого. Когда-то небольшие субсидии своим бедным соседям выплачивала зажиревшая Венеция, не без расчёта, разумеется. Но республика, по воле Бонапарта, приказала долго жить. Место коварного благодетеля Црной Горы заняла Австрия, тоже с дальним прицелом. Нет, лучше не думать об этом! Лучше смотреть по сторонам.

С закатной стороны к озеру подступало Цетиньское поле. За час ходьбы можно пройти его из конца в конец. У подножия горной гряды Ловчен, в зелёном обрамлении оливковых рощ и виноградников, дубняка и гранатовых деревьев, открылся белый монастырь среди россыпи мелких построек. Цетинье. И резиденция митрополита, и светский центр страны. Крепостная стена с арочными углублениями, с широкими у основания приземистыми башнями под коническими крышами ограждала от внешнего мира храмовые сооружения. Среди них выделялись размерами суровый по внешнему виду монашеский корпус и украшенное аркадой здание консистории, исполнявшей также функции министерств и высшего суда. Здесь собиралась общенациональная скупщина , принимали гостей.

Над двухскатными кровлями и кущами старых деревьев возвышалась квадратная, увенчанная крестом башня Табля. Отсюда дозорные оповещали Цетиньскую обитель, жителей посада и окрестных селений о подозрительном движении на дорогах. Верх башни щетинился дубовыми кольями. На них, в мстительное подражание туркам, были насажены головы врагов, предварительно отмытые от крови и грязи, просоленные и причёсанные. Некоторые усохли, почернели, «улыбались» оскаленными зубами. Пётр I Негош (по-местному Петар ), правящий митрополией и страной уже четвёртое десятилетие, от этой традиции не отказался. Наверное, особенно «нарядно» выглядела башня в дни наивысшего торжества, когда черногорцы рагромили турецкую армию при Крусах.

После той победы «Пётр Первый Црной Горы » добился от султана лукавого признания некоторой автономии Черногории. В Стамбуле был издан специальный фирман , так хитро составленный, что толковать его можно было по-разному Тем не менее, он укрепил авторитет митрополита за рубежом. И, главное, у себя дома. Ведь каждый черногорец терпел от самого себя, неукротимого и упрямого, от соседа по родному селению, от жителей другого посёлка, что рядом (руку протяни!), от родственных племён не меньше, чем от воинов Аллаха. В грозовой атмосфере страстей и вражды вокруг горы Боботов Кук весьма кстати оказалось появление человека в рясе, наделённого высшей земной властью. Его убедительное слово, иногда только красноречивый жест или просто крест, посланный враждующим сторонам, останавливали племена, всегда готовые к смертному бою по пустякам, охлаждали горячие головы отдельных упрямцев, мирили семьи, враждующие из-за межи в кукурузном поле.

Мудрый митрополит воспитывал свою паству написанной им «Краткой историей Черногории». Содействовали сплочению крошечной нации его эпические, воспевающие героику народа стихи и патриотические послания друзьям, ходившие по рукам в списках. Для «трудных чад» своих высокообразованный чернец составил « Законник ». Книги печатались на обветшавшем станке сербского первопечатника Црноевича, установленном в друкарне митрополичьего двора три века тому назад. Русские обещали доставить новую типографию в Цетинье, только никак оказии не случалось. Редкие транспорты, пробивавшиеся к месту назначения морем и посуху, битком набивались оружием и порохом, бывало, продовольствием. Только свинца не просили черногорцы, свинец в горах был свой.

Как-то, оглянувшись на себя, далёкого уже – в глубине минувших лет, молодого, посвящаемого в архиереи, митрополит встревожился отсутствием наследника. Старший племянник умер в детстве. Второй, посланный на учёбу в Петербург, увлёкся светской жизнью, превратился в неисправимого шалопая. Надежда оставалась на третьего, Радивоя. Мальчонке едва исполнилось два года к тому времени, когда в Цетиньскую обитель чета Каракоричей-Русов привезла крестить новорожденного из Плужине.

Андрей Корнин ещё не узнавал глазами того угла Нижегородщины, в котором Екатерина Великая выделила служилому человеку Ивану, родства не ведавшему, землицы на один двор и несколько душ крестьян. Но уже чисто русским чувством родного пепелища ощущал близость отчего дома. Коляска катилась по сухому месту, со всех сторон открытому, овеваемому лёгким воздухом. Весенние поля зеленели первой травой, зацветал дикий кустарник и какие-то деревья, похожие на вишнёвые. На все лады гомонили птицы. Когда лошадёнки, уже не понукаемые ямщиком, весело побежали под гору, впереди зачернела вспаханная земля. Мерно ходили по полю мужики с лукошками через плечо, рассеивая горстями, широкими махами руки хлебные семена. Следом, взрывая сошниками чернозём, шли за сохами оратаи. Мелкие лошади тянули сильно, вдохновенно, рассыпая на две стороны рыхлую землю. Сзади следовали железнозубые бороны, запряжённые совсем мелочью о четырёх ногах и управляемые мальчишками. Хотя было свежо, мужики и дети были с непокрытыми головами, босы, в рубахах поверх летних портков.