Вадим Хитров - «Агентурно Х»

– Идите.

На палубе Гамильтон едва не столкнулся с Ренгартеном, который, вовсе никого не замечая, с какой-то безумной улыбкой в воспаленных глазах пронесся мимо, видимо, очень спеша.

– Адриан Иванович, здравия желаю, нашел, – выпалил он, буквально ворвавшись в кают-компанию, и плюхнулся на стул.

Непенин сначала решил было отчитать подчиненного за небритость и помятый, неопрятный вид, чего обычно не терпел, но осекся, ибо понял – случилось то, чего все так ждали.

– Голубчик вы мой, неужели удалось?

– Да, Адриан Иванович, думал, с ума сойду, когда последний раз спал, и не помню. Очень сигналы для гражданских судов помогли и наши перехваты, а книга с «Магдебурга» и вовсе кладезь. Теперь можем читать их шифровки, будто это открытый текст.

– Так уж прямо и читать? – с искоркой в глазах спросил Непенин.

– Гарантирую! – радостно воскликнул Ренгартен.

– В таком случае я вам гарантирую очередное звание и Владимира.

– Премного благодарен.

– Скажите, а как часто немцы меняют шифр?

– Это зависит от ситуации, но довольно часто.

– И как же быть?

– О, это не проблема. Немцев губит излишняя любовь к порядку. Во-первых, шифр меняется незначительно, непринципиально, я бы так сказал. Во-вторых, код всегда меняется с ноля часов. В-третьих, они постоянно дублируют сообщения. И если переданное сообщение датировано пятнадцатым августа в 23.50 и уходит одним кодом, то в 00.05 шестнадцатого оно повторяется уже новым кодом. Вуаля, мы можем сравнить два варианта и вычислить изменения, а радиограмм мы теперь перехватываем достаточно много.

– Это хорошо, это очень хорошо, Иван Иванович, – бодро сказал Непенин и тут же крикнул: – Беликов, коньяку и лимон! Сейчас мы выпьем, потом отобедаем у меня дома и опять выпьем, после чего вы отправитесь спать, без разговоров.

– Хорошо, – покорно и устало произнес Ренгартен, зная, что хлебосольный Непенин просто так не отпустит. Всем было ведомо об увлечении Адриана Ивановича кулинарией, готовил он отменно.

1914 год. Сентябрь. Берлин

Аркадий Михайлович фон Лартинг к деньгам относился как к одному из самых действенных инструментов для достижения поставленных целей. «Этот ключик подходит почти ко всем замкам», – любил говаривать он. А деньги у действительного тайного советника в отставке водились. Во-первых, генеральская пенсия, во-вторых, удачные вложения в финансовые бумаги, в-третьих, наследство от почившей в бозе супруги баронессы фон Лартинг в виде одной из самых солидных, а соответственно и доходных нотариальных контор Дании. Звезда русской разведки на севере Европы постепенно закатывалась, а с ней заканчивалась и бурная карьера Аркадия Михайловича. Прошли времена самого начала XX века, когда барон фон Лартинг принимал самое непосредственное участие практически во всех секретных операциях русской разведки в Европе, сначала в качестве помощника руководителя, а потом и самого шефа заграничного отдела полиции в Европе. После окончания Русско-японской войны, разгрома народовольцев и подавления революции интерес к заграничному отделу со стороны высокого столичного начальства пропал. Полиция и жандармерия постоянно реформировались, войн не намечалось, революционеры тоже на время попрятались по углам зализывать раны. Недальновидные политики стали задаваться вопросом, а нужен ли вообще этот отдел, у которого к тому же довольно приличный и совсем непрозрачный бюджет. Из Петербурга повадились наезжать ревизоры, которые, слава богу, сами с удовольствием вкушали от непрозрачности этого самого бюджета, стараясь задержаться в Европах до неприличия, за что писали о Лартинге замечательные рапорты. Однако Аркадий Михайлович был воробьем стреляным и счел за благо выйти в отставку, что, ко всеобщему удовольствию, и сделал в 1910 году, получив на прощание очередной орден Святого Владимира за беспорочную службу с надписью «25 лет». Аркадию Михайловичу, несмотря на всю деятельность его натуры, к шестидесяти годам уже хотелось некоторого покоя. К тому же нотариальная контора требовала все большего внимания, бизнес разрастался, открывались новые отделения. В свое время заведование таким учреждением наряду с баронским титулом служило русскому резиденту отличным прикрытием, позволяло вояжировать, заводить обширные знакомства и открывало двери очень многих значимых европейских домов. Таким образом, Аркадий Михайлович решил в Россию не возвращаться, поскольку и дела не отпускали, и хотелось быть подальше от начальства с его возможными не очень приятными вопросами.

С течением времени агентура Лартинга начала редеть в силу самых разных причин, но нескольких особо ценных кадров резидент продолжал прикармливать и держать на коротком поводке, так, на всякий случай. Одним из таких «законсервированных» агентов был Клаус Дитрих, инженер по минному вооружению, завербованный в 1904 году тогдашним шефом Лартинга Петром Станиславовичем Рачевским. Рачевский спас молодого незадачливого инженера от неминуемой смерти, буквально вырвав из рук японской агентуры в Германии. С тех пор Дитрих исправно поставлял ценную информацию, которая, впрочем, неплохо оплачивалась. В свете последних событий Лартинг решил встретиться с этим агентом, посему выехал в Германию для инспекции берлинского офиса своей фирмы. Туда же выехал и Дитрих, интерес которого Лартинг подогрел тем, что не прислал деньги, как обычно, с доверенным курьером, первый раз за многие годы. Они встретились на вокзале.

– Не ожидали, Дитрих? – весело спросил вышедший на перрон Лартинг. – Я сегодня за курьера, не возражаете? Ну что вы стоите, как телеграфный столб? Разве так встречают финансовых попечителей? Здравствуйте, Клаус.

– Добрый день, господин Лартинг.

– Слава богу, вернулись память и дар речи.

– Какими судьбами?

– Вот решил прогуляться по Берлину, а заодно проведать вас, поговорить. А то я шлю, шлю дорогие приветы, а в ответ ничего. Может, вы и не получаете их давно?

– Пойдемте, господин Лартинг, здесь слишком людно. Я бы и впредь получал, да только поток иссяк. И не называйте меня, пожалуйста, Дитрихом, моя фамилия Шварцер, и уже давно, или вы позабыли?

– Нет, милый Клаус, – почти шепотом, но вполне отчетливо сказал Лартинг с серьезным видом, – я все помню, я даже помню, почему вы взяли фамилию жены, это очень схоже с моей собственной историей. И еще помню, что я практически единственный человек на земле, кто знает вашу, так сказать, девичью фамилию.

– Где мы будем говорить?

– О, я знаю один ресторанчик тут поблизости, время вечернее, а я так волновался по поводу того, состоится ли наша встреча, что забыл пообедать и голоден как сто чертей. Шучу, просто мой организм не переносит, когда его трясет на стыках во время еды. Не откажите составить мне компанию?