Юрий Иваниченко - Крымский щит

Слева, где-то на улице, вновь застрекотало, и тут же коротко и зло прокатились пулемётные очереди.

– Значит, жив! – мелькнуло у паренька. – Теперь и моя очередь начинается!

Девушка поднялась и быстро побежала прочь от дома, прямо к его укрытию.

Фашист бросился за нею с криком:

– Цурюк! Цурюк! Хальт! – и начал стрелять.

Она уже подбегала к сараюшке.

Володя отвёл предохранитель и хлестанул свинцом по немцу и двум полицаям, выбежавшим во двор.

Девушка от неожиданности упала.

Упали – нет, скорее просто залегли, – и все трое во дворе.

А девушка секунду спустя вскочила и бросилась к стенке, где стоял лист железа, отодвинула его под прикрытием автоматного огня и забралась в укрытие.

Подползла и с радостью обняла Володю, – зная только, что это избавитель.

И шепнула:

– Я – Кевсер. А где Сергей?

– А слышишь пулемёт? Это он стреляет. Теперь всё пойдет, как надо!

Кевсер увидела лежавший рядом карабин и попросила:

– Дай мне его!

– Бери. Стрелять умеешь?

– Да. Серёжа научил.

Она ловко передёрнула затвор, прицелилась в подбегающего врага.

– На, получай, кобель. Не будешь больше мучить и вешать нас! – крикнула Кевсер и выстрелила. Жандарм упал.

Тут подбежали Щегол и Саша.

– Как дела, Володя? Держишься?

– Держимся! Видите? Кевсер отбили. Вон они лежат, стервятники…

Тем временем каратели, отстреливаясь, стали отходить огородами вниз.

– Не дать уйти! – раздался голос Сергея Хачариди. – Окружайте!

Группа Марченко, заслышав горячую, упорную стрельбу, ворвалась в село с запада, отрезав пути к отходу немцев и полицаев.

Кольцо сужалось с каждой минутой, и скоро дело было кончено. Бой затих. Похоже было, что никто из немцев и полицаев не ушел… Хотя, может, кто-то успел спрятаться. А у партизан тяжело ранило двоих: Лобова и разведчика Васина из марченковской группы.

– Так, – сказал Сергей, когда обе группы собрались у старой сельской почты, саманного домика с просечёнными пулями стенами. – Оружие собрать, а всю эту босоту дохлую вон туда, в овраг. Ни к чему кому-то знать, в каких хатах они прятались. Слушай, Марченко, надо бы по-быстрому выяснить, кто тут стукачом был. Расспроси, ладно?

– Сам не можешь, что ли? – заворчал Марченко.

– Да некогда мне, – махнул рукою Сергей. – Скоро в отряд возвращаться, а мне ещё с Кевсер надо разведданными обменяться.

…А скоро Кевсер и её стариков пришлось забрать из Биюклы в отряд. Она сразу же начала работать в санчасти, и те, кому приходилось туда обращаться, говорили, что руки у нее золотые. Мало того, что лучше неё, оказалось, никто перевязку не сделает, так ещё собирала с мамой, пока Зарема Сулеймановна могла ходить по горам, всякие травы и корешки, делала из них что-то вроде мази и прикладывала к болячкам. Помогало. Правда, Зарема Сулеймановна скоро умерла… И Николай Лобов, наш кубанец, который так и не оправился от ран.

Кажется, как раз накануне того дня, когда надо было идти на связь с Южным соединением, через Пойку…

Но сначала был тот страшный вечер в Сары-таш. И вся наша ненависть умножилась…

– Не понимаю, – пожаловался Беседин. – У неё что, на лбу написано?

Проблема была вот в чём. За последнюю неделю «провалился» второй связник, причём связник издалека, из самого Симферополя, и с совершенно надёжными, мало что проверенными, так и настоящими, выданными самой симферопольской комендатурой, документами. И это была женщина уже достаточно опытная, которая прежде пять раз приходила в отряд, приносила разведданные и даже бланки немецких и румынских документов, благополучно уведённые подпольщиками прямо из соответствующих учреждений, и благополучно возвращалась в город.

И с ней самой тоже вроде никаких проблем не наблюдалось: этническая эстонка, обрусевшая в Крыму, она тем не менее и по своему типу, – голубоглазая костистая блондинка, и по фамилии, и по приличному владению немецким (с «забавным», по выражению её непосредственного начальника, техник-лейтенанта Вернера, акцентом), она не вызывала никаких подозрений.

Вполне прилична была и её легенда: она регулярно навещала стариков-родителей на хуторе, когда-то входившем в состав эстонского колхоза, о чём имелся соответствующий документ, регулярно обновляемый самим лейтенантом Вернером, куратором городской коммунальной службы. И в самом деле навещала, а потом, как стемнеет, перебиралась в отряд, а назавтра выходила на шоссе, минуя пару полицейских и жандармских постов, и там её охотно подвозили попутные машины. И вдруг – провал…

Причём был ещё один момент. Провалы случались и прежде: бывало к документам обоснованно придерутся, или вдруг найдут плохо припрятанную «передачку» для подпольщиков – если из отряда, или для партизан, если от городских подпольщиков или соседнего отряда. Пару раз было, что просто у связника не выдерживали нервы, и дело оборачивалось пулей вдогон. Предыдущий случай был как раз шесть дней тому; что именно происходило, точно узнать не удалось, но произошла стрельба, на том месте позже нашли несколько гильз и пятно крови, а свои люди из ближнего села рассказали, что татарский патруль – их там было аж пятеро, – привез окровавленное тело какого-то бородатого старика, а потом прикатили на мотоцикле немецкие жандармы и после переговоров поехали все вместе куда-то прочь.

Связником как раз был бородатый старик, набожный пасечник и травник, но бывший конармеец, которому за героическое прошлое и безвредность многое прощала советская власть, а власть оккупационная об этом прошлом и не знала.

Когда Кристина, передав все, что нужно, – а в числе этого были не только новые пропуска и пароли, но и бесценная батарейка для рации, – отправилась в город, Тарас Иванович, повинуясь не согласующейся с диалектическим материализмом, но надёжной интуиции, послал «присмотреть» за ней, пока это будет возможно.

К сожалению, интуиция не подсказала послать за связной достаточно сильную боевую группу, направили всего лишь двоих глазастых разведчиков, чтобы посмотреть издалека (ближе чем на сто шагов было не подойти – место открытое), как Кристина минует пост и направится к шоссе. На посту же оказалось шестеро, и двое из них – с автоматами, и ребята не решились напасть, а только увидели и доложили, бегом прибежав в отряд, что Кристину вроде даже и не расспрашивали и на документы особо не смотрели, а сразу скрутили, бросили поперек лошадиного крупа и повезли…

Куда – это можно было предположить с достаточной долей вероятности. В трёх верстах от поста, рядом с шоссе, находилось большое село со смешанным населением, переназванное сразу же после прихода румын в Сары-таш. Там располагались и румынская, и полицайская казармы, хотя постоянного гарнизона не было.