Ольга Крючкова - Король Австразии

– Сколько у вас воинов?

– Профессиональных – не более ста пятидесяти. Да и то с учетом всех территорий, примыкающих к Жьену со стороны долины Луары. Но я могу попросить помощи у эдуев и арвернов [35] Эдуи, арверны – многочисленные племена, населявшие в период раннего Средневековья территорию центральной Франции и чаще именуемые галлами. : думаю, они поддержат меня и порядка ста экипированных воинов все-таки пришлют. В конце концов, франки угрожают ведь и их свободе!

– Итого двести пятьдесят. Что ж, для начала неплохо, – одобрительно заметил сакс. И тотчас воодушевленно предложил: – Но вы же можете вооружить еще и своих крестьян! Дротиками и луками, например…

– Могу, – грустно усмехнулся дефенсор. – Только мои крестьяне привыкли работать с землей да пасти скот, так что помощники и уж тем более стрелки из луков получатся из них скверные.

– Господин дефенсор, позвольте мне потренировать их! – с жаром воскликнул Галениус.

Петроний взглянул на него с любопытством. Однако по недолгом размышлении согласно произнес:

– Будь по-твоему! А поскольку времени у нас мало, не станем его терять: ступай, обучай крестьян воинскому искусству!

…В кожаном нагруднике и без шлема, Галениус, обхватив правой рукой древко дротика, показывал группе крестьян, как правильно его держать и метать. В качестве цели он выбрал стог прошлогоднего сена и теперь ловко отправлял в него дротик за дротиком. Крестьяне одобрительно галдели. Решив, что наглядную демонстрацию метательного искусства пора заканчивать, Галениус объявил:

– А теперь потренируйтесь сами! И помните: поражать противника надо с первого раза – пока он не опередил вас!

Отряду франков численностью в тридцать воинов, отправленному из Орлеана в Жьен, пришлось преодолеть почти двенадцать лиг вдоль течения Луары. И вот наконец впереди показались предместья города, а вскоре и он сам – долгожданный Жьен!

На протяжении всего пути командир отряда Губерт, храбро сражавшийся за короля Хлодвига не один год, лелеял надежду, что теперь-то уж точно обретет обещанные правителем землю, покой и жену, пусть даже галльских кровей: главное, была бы сговорчивой да домовитой.

И вдруг на дороге, проложенной еще римлянами и ведущей непосредственно к городским воротам, франки натолкнулись на баррикаду, сооруженную из старых телег и поваленных древесных стволов.

Губерт немедленно отдал приказ:

– Щиты и фрамеи [36] Фрамея – франкское копье. – на изготовку! Сомкнуть ряды!

Франкские воины дружно сомкнулись ногой к ноге, выстроились «черепахой» и, прикрывшись щитами и выставив копья-фрамеи вперед, медленно двинулись к препятствию. Меры предосторожности оказались своевременными, но, увы, малоэффективными. Когда на франков обрушился невиданный по силе шквал камней, «черепаха» невольно дрогнула и цепь «нога к ноге» разомкнулась сама собой.

Вслед за «камнепадом» вихрем налетел вооруженный отряд вестготов, предводительствуемый почему-то всадником в рогатом франкском шлеме. Вестготы принялись слаженно метать копья в «черепаху», и подчиненные Губерта, не растерявшись, ответили тем же. Однако когда копья с обеих сторон иссякли, франки поняли, что… окружены неприятелем. Губерт, несколькими часами ранее предававшийся мечтам о покладистой хозяйственной супруге, отчетливо вдруг осознал: это конец. Поддержки ждать неоткуда, а из тридцати его воинов в живых осталось чуть более половины. «Кто бы мог предвидеть, что в столь отдаленном краю мы нарвемся на хорошо организованную засаду?!» – подумал он сокрушенно.

В руках вестготов блеснули лезвия боевых топоров. Горстка франков мысленно приготовилась к смерти…

Прокладывая путь топорами, вестготы вклинивались в остатки «черепахи», разнося франкские кожаные щиты в клочья. По команде Губерта, решившего не отдавать свою жизнь задешево, франки извлекли из-за спин секиры. Помолившись Логосу, Губерт завел воинственный баррит, и воодушевленные соплеменники, дружно поддержав командира, обрушились на вестготов с отчаянием обреченных.

Всем видам оружия Губерт издавна предпочитал франциску-секиру, ибо ловко управлялся с нею в любых обстоятельствах. Сейчас он вознамерился пробиться к вожаку вестготов – человеку в рогатом шлеме, поэтому начал безжалостно крушить неприятеля, размахивая секирой направо и налево.

И вот командир франков и вожак вестготов сошлись один на один. Губерт отбросил изрубленный щит в сторону: толку от него уже не было. Вестгот же, напротив, ловко орудовал не только боевым топором, но и щитом-тарчем, одновременно и прикрываясь им, и пытаясь нанести противнику дополнительный удар его отточенной боковой кромкой.

Число вестготов меж тем увеличилось: крестьяне, доселе метавшие камни из-за баррикады, выскочили из своего укрытия и, подобрав с земли копья, теперь метко вонзали их в спины франков (тренировки Галениуса не прошли даром).

Неожиданно Губерт почувствовал резкую боль в правом плече, и вмиг ослабевшая рука едва не выпустила франциску. Он собрался перехватить ее левой рукой, но вожак вестготов опередил его: выбил секиру мощным ударом топора. «Прими меня во владения свои, о, Великий Логос!» – успело промелькнуть в голове Губерта, пока он падал лицом вниз. Из его правого плеча торчал дротик, левое предплечье было рассечено надвое…

– Отлично сражались! Молодцы! – похвалил соратников Галениус, удовлетворенно обводя взглядом поле битвы, пусть и небольшое. «Маленькая победа тоже важна, ибо вселяет надежду на большую победу в будущем», – подумал он, снимая кольчужную маску и шлем и утирая лицо находившейся под шлемом войлочной шапочкой. – Выройте яму на окраине поля и похороните погибших, – отдал сакс команду уже привыкшим повиноваться ему крестьянам, – а я немедленно отправлюсь с радостной вестью к дефенсору!

Крестьяне наведались в ближайшее селение за лопатами и, вернувшись, без особой охоты занялись привычным делом. Когда яма была готова, они разоблачили франков, сняв с них все, что могло пригодиться, небрежно побросали тела в котлован и слегка присыпали их землей. Добросовестно закапывать врагов не хотелось. Да и что с мертвыми станется? Им теперь все равно…

Губерт не знал, сколько времени пролежал без сознания. Когда же очнулся, ощутил на себе тяжесть чьего-то тела. Дышать было трудно. Он попробовал пошевелить правой рукой, но тут же испытал нестерпимо жгучую боль. Тогда Губерт предпринял попытку стащить с себя тело явно мертвого соплеменника ногами, но и ноги едва шевелились: он слишком ослабел от потери крови. После довольно продолжительной передышки Губерт, изворачиваясь всем телом и превозмогая дикую боль в спине и плечах, все-таки сбросил с себя тяжелое одеревеневшее тело. И тут же почувствовал кожей осыпавшуюся сверху землю…