Александр Гурин - Русский Ришелье

Пока несчастная королева предавалась горестным мыслям, шведский король и бранденбургский курфюрст провели в Варшаве военный парад. Бравые скандинавы и немцы перед этим заседанием прошествовали по центральным улицам города; элегантные, холеные варшавские паненки, не выдержав, прильнули к окнам, чтобы посмотреть на бравых оккупантов. Шведский король с ликованием говорил Фридриху-Вильгельму:

– Теперь мы можем преследовать Яна Казимира хоть до Карпат и даже до татарских степей. Варшава, конечно, хороша, но мы двинемся в погоню завтра же.

– И не подумаю! – охладил его пыл правитель Берлина. – Я не самоубийца. Посмотрите, сколько в Польше партизан. Эта страна слишком велика для того, чтобы мы смогли взнуздать ее. У нас просто не хватит для этого людей. Не лучше ли вам задуматься о том, как попытаться сохранить хотя бы города в польской части Пруссии?

Карл X был поражен, как надменно разговаривал с ним какой-то немецкий курфюрст. Унижение шведский король переживал в одиночестве. «Хорошо этой француженке на польском троне, – неожиданно подумал он. – Мадам пытается управлять Польшей и вертеть королем, но в случае неудачи может свалить все на мужа и на отсутствие у монарха должной власти. А я обязан отвечать за судьбу страны, причем страны для меня чужой».

Как хорошо ему было служить главнокомандующим шведскими войсками в Германии, да еще и с чином генералиссимуса! Большое жалованье из Стокгольма приходило вовремя, родовитые курфюрсты лебезили перед ним. Когда же его двоюродная сестра отреклась от престола и он стал правителем Швеции, то узнал главную тайну страны. Швеция была великой державой, не имея для этого необходимых ресурсов. В результате она не вынесла собственного величия. Государство оказалось разорено, большую армию было не на что содержать, половину земель роздали дворянам за военную службу, что вызвало сильное недовольство крестьян – опоры трона. Ну, часть земель он, конечно, вернул государству, попросту реквизировав их у дворянства. Но теперь, чтобы не пасть жертвой заговора недовольных дворян, он просто обязан был вести успешные войны и обеспечивать своим дворянам славу и военную добычу. А Ян Казимир все время ускользал от него. Вот почему шведский король собирался преследовать свою противницу-француженку и ее супруга даже без войск бранденбургского союзника.

Вечером Карл X обратил внимание на послание генерал-губернатора Лифляндии Магнуса Габриэля Делагарди, которое король не успел прочесть до битвы. В письме сообщалось: русский царь начал наступать на шведские владения, какой-то Петр Потемкин захватил крепость Ниеншанц [16] Ныне здесь находится окраина Санкт-Петербурга. , царь Алексей Михайлович занял Динабург и продвигается к Риге… Шведский король собрался написать графу Делагарди короткое письмо: мол, держись, не посрами имя своего деда, великого полководца, сумей отстоять Ригу, а подкреплений не жди. Войска нужны были тут, в Польше.

Но наутро планы короля поменялись. Генерал-квартирмейстер доложил: паненки в Варшаве, конечно, красивы, но купить или конфисковать большое количество фуража и провианта здесь невозможно, а посылать небольшие отряды в кишащие партизанами деревни бессмысленно – эти команды просто не вернутся обратно. Подошедший бранденбургский курфюрст попил вместе с королем польского пива и сообщил: его войска должны уйти немедленно – по сведениям прусской разведки, к границам курфюршества выдвигаются татарские отряды и надо спешить отразить этот татарский набег. Настойчивость Фридриха-Вильгельма принесла свои плоды. Карл X понял: из Варшавы придется уйти. Причем не в погоню за Яном Казимиром. А раз так, то менялись все стратегические планы.

Шведский король поспешил бы на север еще быстрее, знай он о письме, которое написал царю Алексею Михайловичу патриарх Никон. Никон дерзновенно предлагал привезти на побережье Финского залива донских казаков, чтобы те на ладьях совершали набеги на Стокгольм, как ранее гуляли в окрестностях Стамбула…

«Несомненное достоинство города Кокенгаузена [17] Кокнесе. то, что в нем невозможно заблудиться», – с иронией подумал рижский купец Хенрик Дрейлинг, шагая вечером 13 августа 1656 года по единственной улице лифляндского городка мимо деревянных домиков стоимостью от силы в 20–30 талеров штука. Жили в этих деревянных домиках несколько сотен горожан – немцы и шведы. Позади осталась громада единственного большого здания в Кокенгаузене – старинного ливонского замка. Впереди виднелся прекрасный сад, где любили гулять и горожане, и жены офицеров шведского гарнизона замка. Впрочем, нынче сад, увы, пустовал, а на валах, окружавших городок, было полно солдат. Укрепления загораживали от взора рижского купца не только водную гладь [18] Кокенгаузен находился на полуострове у слияния рек Даугавы и Персе. , но и многочисленных неприятелей, окруживших город.

Хенрик Дрейлинг неторопливо прошел мимо здания деревянной православной церкви, построенной для нужд купцов из Белой Руси, останавливавшихся в городе по пути в Ригу. Каждую весну их бывало здесь немало: свыше тысячи плотов и стругов (ладей с закрытым верхом) ежегодно проплывали по старинному водному торговому пути мимо Кокенгаузена. И с каждого транспорта шведские таможенники брали пошлину: по двенадцать медных монет с плота и по одному серебряному талеру со струга. Ежегодно в Стокгольм из Кокенгаузена отсылались десятки килограммов серебра. Так что хоть и мал был Кокенгаузен, но для шведов весьма дорог.

В тот вечер конечной целью Хенрика Дрейлинга был дом местного бургомистра Каспара Сперлинга. Причем весь путь от постоялого двора до жилища кокенгаузенского градоначальника занял у торговца не более двух минут. Вид у рижанина был беспечный, казалось, несмотря на драматические события, он совершенно беззаботен, словно не понимает, что происходит.

На самом деле купцу было не до хождений в гости. Ни на минуту его не покидала огромная тревога, связанная с тем, что русские войска осадили Кокенгаузен и лишили коммерсанта возможности вернуться в родную Ригу. Купец с ужасом думал, что случится с ним, а главное, с его дочерью, в случае успеха русской армии.

Впрочем, даже очень сильный страх не мешал ему трезво мыслить. Когда бургомистр пригласил его к себе, Хенрик в первый момент с гордостью подумал: «Конечно же, Сперлинг не мог не пригласить меня, узнав, сколь богатый купец заехал в его маленький городок». Но как только эмоции отошли на второй план, привыкший к трезвому расчету рижанин стал размышлять, для чего же бургомистр пригласил его на ужин на самом деле. Ведь враг, в прямом смысле этого слова, находился у ворот, и Сперлингу должно было бы быть не до пышного приема иногороднего купца.