Ольга Крючкова - Черный Рыцарь

– Что тебе? – раздражённо поинтересовался Ригор.

– Пришёл господин Лоран с супругой… – робко доложил слуга.

Ригор замер, пытаясь вспомнить: что именно отец обещал этим богатым горожанам. И тяжело вздохнув, отправился в небольшое помещение на первом этаже дома, приспособленное под торговую лавку.

Впервые после смерти отца ему предстояло самостоятельно принять посетителей, ибо помощи ожидать было неоткуда.

На следующий день, ближе к полудню, Ригор приказал слугам приготовить к поездке крытую повозку и погрузить в неё сундук с образцами. Затем, посмотревшись в зеркало из амальгамы (отполированного серебра), висевшее у него в комнате, и оставшись вполне довольным своим видом, Ригор ещё раз отрепетировал изящный поклон, предназначавшийся графине, который он разучил во время последнего путешествия по Ломбардии.

Затем он взял в руки небольшой изящный ларец из красного дерева, в котором лежали свитки пергамента со стихами. Удовлетворившись своими упражнениями, Ригор накинул тёплый шерстяной плащ, подбитый мехом лисицы, оставшийся от отца, надел бархатный берет, сунул ларец под мышку, и спустился на первый этаж в лавку.

Окинув придирчивым взором товар, лежавший на многочисленных стеллажах, юноша вздохнул, всё более ощущая отвращение к торговому делу, и острое желание покинуть отчий дом. Единственное, что останавливало, так это страх перед бесконечными странствиями, ибо далеко не каждому трубадуру удавалось удачно пристроиться при дворе какого-нибудь знатного господина и жить в сытости и достатке.

Повозка Ригора миновала замковые ворота, когда колокола мюлузкой церкви отзвонили нону. Юноша не без удовлетворения отметил, что он пунктуален и прибыл в замок, как и обещал без опозданий. Несомненно, графиня уже завершила свой туалет и предстанет перед ним во всей своей блистательной красоте. От этих мыслей Ригор невольно ощутил волнение и желание.

Управитель замка проводил торговца в просторный зал, за ними проследовали слуги графини, державшие увесистый сундук с тканями, замыкал процессию личный слуга Ригора с ларцом в руках.

Мажордом приказал поставить сундук на стол.

Управитель неспешно удалился. Ригор окинул взором зал, в нём царил полумрак, несмотря на полдень. В интерьере ничего не изменилось: длинный дубовый стол в центре, вокруг него стулья с высокими резными спинками с изображением фамильного герба; два камина, облицованные цветными изразцами; многочисленные шпалеры, висевшие на стенах и окнах, дабы в помещение не задувал холодный ветер.

Беатрисса де Мюлуз не заставила себя долго ждать и появилась в сопровождении компаньонок. Увидев Ригора одного, без отца, графиня тотчас приблизилась к нему. И не успел он продемонстрировать свой специально разученный по этому поводу поклон, а лишь смущённо склонить голову, произнесла:

– А где твой отец, юноша?

– Он умер неделю назад… – печально ответствовал он.

– Мне жаль твоего отца, юноша… Надеюсь, он успел привезти ткани из Милана? – живо поинтересовалась графиня, не проявив должного христианского сострадания.

Звуки её голоса подействовали на Ригора чарующе. Несмотря на видимую растерянность и смущение, он всё же нашёл в себе силы преодолеть их и изящно поклониться. Графиня оценила грациозные движения юноши.

– О да, ваше сиятельство… – ответил Ригор, волнуясь, и это не ускользнуло от внимания графини. – Мой отец, как и обещал, привёз из Милана образцы тканей, только что вошедших в моду.

Беатрисса кивнула, отчего вуаль, украшавшая её высокий головной убор, а затем ниспадавшая на плечи, издала приятный шелест. Ригор уловил нежный аромат её духов и восторженно воззрился на графиню.

Беатрисса заметила его взгляд и слегка улыбнулась. Она давно томилась от скуки: пасынок Анри ей порядком надоел, с тех пор как он вернулся из Крестового похода прошёл почти год. Графиня поначалу пребывала на верху блаженства, ибо многие знатные дамы стали вдовами. По возвращении Анри предстал перед ней истинным рыцарем, закалённым в боях, сильным, дерзким и даже грубым. Первое время эта дерзость и грубость доставляла Беатриссе несказанное удовольствие. Но потом ей надоели синяки – последствия бурной страсти пасынка. Она пресытилась своим возлюбленным и не раз предлагала ему жениться. Пасынок же со свойственной ему грубостью отвечал, что не намерен этого делать, ибо остаток своей жизни мечтает провести у ног своей мачехи. Такая перспектива графиню явно не прельщала.

…Ригор открыл сундук, извлёкая лежавший сверху образец. Им оказался фиолетовый шёлк. Юноша аккуратно развернул небольшой отрез перед графиней. Она окинула её придирчивым взором. Затем юноша представил графине другие образцы.

Беатрисса и компаньонки заметно оживились, наперебой обсуждая цвета, рисунок и качество тканей. Ригор робел и оттого не мог вести светской беседы, лишь односложно отвечая на вопросы графини и её дам.

Невольно графиня оторвала взор от тёмно-зелёного бархата и воззрилась на Ригора. Тот и вовсе смутился, чем доставил графине немало удовольствия.

«Ещё и скромник в придачу… Не удивлюсь, если он девственник…» – мысленно рассуждала она, разглядывая тончайший шёлк.

Беатрисса отобрала образцы пурпурного и тёмно-фиолетового тяжёлых шелков на платья, тончайшие белый и нежно-голубой для вуалей. Затем – синий насыщенный бархат (она уже представила, как он будет великолепно смотреться в сочетании с крупным жемчугом), а также ярко-красную и тёмно-коричневую шерсть для плаща.

Графиня, окинув взором отрез тёмно-зелёного бархата и посоветовавшись с компаньонками, всё же решила присовокупить его к ранее выбранным тканям.

Теперь перед Ригором стояла нелёгкая задача, ему предстояло посчитать стоимость заказа и отправиться в Милан за закупкой.

– Я пришлю своего казначея. О цене и всех последующих расчётах будешь договариваться с ним, – произнесла утомлённая графиня.

– Как вам угодно, ваше сиятельство… – Ригор склонился в поклоне, а затем устремил на Беатриссу взор полный любви и восхищения. – Осмелюсь дерзнуть, ваше сиятельство, преподнести вам свои стихи…

Беатрисса удивлённо приподняла брови. Компаньонки дружно зашептались: он ещё и стихи пишет! Кто бы мог подумать! Смотрите-ка, поэт!

Ригор жестом подозвал слугу, взял у него ларец и, опустившись перед графиней на правое колено подобно рыцарю, чем привёл её сиятельство и болтливых компаньонок в замешательство. Затем произнёс:

– Ваше сиятельство, увы, я – не трубадур. Но как бы мне хотелось им быть, дабы игрой на лютне и пением услаждать ваш слух. Для человека моего сословия неслыханная дерзость писать стихи, и потому прошу вас: не судите строго мои скромные начинания.