Ораз Абдуразаков - Шпага д'Артаньяна, или Год спустя

Арамис немедленно оценил состав приглашённых и остался им удовлетворён: помимо министров и секретарей здесь присутствовали Филипп Орлеанский, принц Конде, маршалы Граммон и дю Плесси, герцог де Вивонн и граф де Гиш. Таким образом, кабинет сейчас освещался самой яркой военной плеядой этой эпохи.

Позади Короля-Солнце стояли де Сент-Эньян и де Лозен. Ради такого события Пегилен надел парадный мундир, которым до сего дня пренебрегал. Сделав над собою усилие, Людовик XIV промолвил:

– Господин д’Аламеда, мы с вами – давние знакомые и, смею полагать, добрые друзья. Поэтому давайте отбросим излишние формальности: выскажитесь начистоту, просим вас.

Со стороны короля такое предложение могло показаться либо сознанием собственного превосходства, либо проявлением безотчётной слабости. Глаза вельмож немедленно устремились на него. Арамис, понимая, что предсказуемый Людовик – явление достаточно редкое, справедливо счёл эти слова хитрой уловкой, должной заставить противника раскрыться. Как бы то ни было, все ждали от него ответа, и Арамис заговорил:

– Ваше величество, я счастлив тем, что посланническая миссия, возложенная на меня ещё светлой памяти Филиппом Четвёртым, нашим милостивым повелителем, ставящая своей целью нерушимый союз Франции и Испании, подходит ныне к своему благополучному завершению. Прекрасно, что никакие предубеждения не смогли воспрепятствовать заключению священного договора, которому суждено стать второй прочной нитью, связующей наши державы.

– Второй, сударь? – переспросил король, не в силах отделаться от воспоминаний, вызванных образом ваннского епископа.

– О да, государь, – не меняя голоса, подтвердил посол, – второй, ибо первой, самой драгоценной нитью является её королевское величество, которая, даже став владычицей Франции, навечно останется в наших сердцах испанской инфантой.

С этими словами герцог д’Аламеда отвесил покрасневшей от удовольствия Марии-Терезии поклон, изяществу которого не могли не позавидовать первые придворные щёголи. Отец д’Олива тоже поклонился. Королева ответила Арамису признательным взглядом, а Людовик закусил губу от досады.

Выпрямившись, Арамис продолжал:

– Дружественный нейтралитет Испанского королевства, направленный на скорейшее торжество его христианнейшего величества над врагом, призван доказать наше стремление жить в согласии с французами, волею судеб оберегающими владения испанской короны, соседствующие с Голландией.

Говоря это, Арамис не спускал огненного взора со слегка побледневшего лица Людовика. И то, что он прочёл в глазах короля, заставило его возвысить голос:

– Интересы Франции для нас священны, и я имею полномочия от её величества королевы-матери заявить, что оговоренный нейтралитет немедленно сменится активной помощью в том случае, если Франция подвергнется нападению извне.

Король надменно улыбнулся.

– Это будет сделано по первому слову вашего величества, но слава Богу, в возможность такого вторжения невозможно поверить.

Говоря это, он заметил, как Кольбер что-то шепнул Лувуа, и военный министр, глянув на короля, молча кивнул.

«Ба, а король-то, кажется, всё так же верен своим принципам и по-прежнему правит один. Чёрт меня побери, если хоть кто-то из присутствующих догадывается о его планах», – подумал Арамис.

Людовик сделал шаг вперёд и высокомерно заявил:

– Ваша светлость можете быть уверены, что мы со своей стороны с удовольствием сделаем то же самое для Испании. Просим вас передать это Королевскому совету.

Арамис поклонился.

– Скажите, господин д’Аламеда, не желаете ли вы внести какие-либо коррективы в соглашение, составленное ранее преподобным отцом д’Олива и нашими министрами?

– Я полагаю, всё, что было хорошо месяц назад, хорошо и сейчас, – с прохладцей сказал Арамис.

– Это так, – согласился король, – и мы рады, что наши мнения на сей счёт совпадают. Мы также не находим целесообразными поправки к договору, ибо устремления Франции остались прежними. К тому же, – веско добавил он, – Испания до сих пор неукоснительно соблюдала устную договорённость о нейтралитете, и мы, разумеется, ценим это. Полагаю, нет никакой необходимости откладывать подписание документа. Сделаем это немедленно. Господин Кольбер!

Суперинтендант приблизился к королю, и Пегилен посторонился, уступая ему место.

– Готов ли текст конкордата?

– Вот он, ваше величество, – сказал Кольбер, показывая королю свитки пергамента.

– Вручите его господину Дюфору для прочтения.

Кольбер передал трактат секретарю, и тот приступил к оглашению многочисленных пунктов договора. Арамис внимал ему с полузакрытыми глазами, и никто по его лицу не мог бы догадаться о том внимании, с которым он вслушивается в каждое слово. Так и было: генерал иезуитов мысленно сверял условия с текстом прежнего соглашения, прочно засевшим в глубинах его необъятной памяти. Пока всё было правильно…

Дюфор громко читал:

– …соблюдать условия дружественного нейтралитета, означенные выше. Французское королевство, в свою очередь, берёт на себя обязательство воздерживаться от любых враждебных действия против владений, по праву унаследованных его католическим величеством Карлом Вторым от своего отца…

Эти слова отдались в ушах герцога д’Аламеда набатом Сен-Жермен-л’Осеруа. Призвав на помощь всю свою сдержанность, он, не меняя отрешённого выражения лица, посмотрел на короля. И был поражён: черты Людовика на неуловимое мгновение исказила гримаса, полная неутолённой ненависти и смертельной угрозы. Никто, кроме Арамиса и д’Олива, не заметил этого. Но только одному Арамису в эту минуту стал ясен адский замысел Короля-Солнце. Перед глазами главы ордена встал текст другого документа – более правдивого и полного. Сопоставив донесение кардинала Херебиа, прочитанное им в его кастильском замке, с пресловутыми стилистическими изменениями в договоре, на которые беспечно пошёл Кольбер, Арамис понял, что времени у него почти не осталось.

Вполуха дослушав прочие пункты соглашения, герцог д’Аламеда произнёс:

– В данном конкордате – всё будущее Франции и Испании. Я от имени Королевского совета подтверждаю это.

– О сударь, то же самое говорим и мы. Мы объявляем об этом! – с внезапной весёлостью воскликнул король. – Пройдёмте к столу, господин д’Аламеда!

За массивным письменным столом Людовик и Арамис подписали копии прочитанного трактата. Затем король громко обратился к герцогу:

– Теперь, ваша светлость, когда ваша миссия и впрямь завершена, – завершена с честью, – не соблаговолите ли вы провести во Франции ещё какое-то время? Мы просим вас и преподобного д’Олива быть нашими гостями на празднестве в Фонтенбло.