Публий Назон - Элегии и малые поэмы

С крепким запором врата городам осажденным полезны, —

30 Но опасаться врагов надо ли в мирные дни?

Как ты поступишь с врагом, коль так влюбленного гонишь?

Время ночное бежит, — выдвинь у двери засов!

Я подошел без солдат, без оружья… один… но не вовсе:

Знай, что гневливый Амур рядом со мною стоит.

35 Если б я даже хотел, его отстранить я не в силах, —

Легче было бы мне с телом расстаться своим.

Стало быть, здесь один лишь Амур со мною, да легкий

Хмель в голове, да венок, сбившийся с мокрых кудрей.

Страшно ль оружье мое? Кто на битву со мною не выйдет,

40 Время ночное бежит, — выдвинь у двери засов!

Или ты дремлешь, и сон, помеха влюбленным, кидает

На ветер речи мои, слух миновавшие твой?

Помню, в глубокую ночь, когда я, бывало, старался

Скрыться от взоров твоих, ты никогда не дремал…

45 Может быть, нынче с тобой и твоя почивает подруга?

Ах! Насколько ж твой рок рока милей моего!

Мне бы удачу твою, — и готов я надеть твои пени…

Время ночное бежит, — выдвинь у двери засов!

Или мне чудится?.. Дверь на своих вереях повернулась…

50 Дрогнули створы, и мне скрип их пророчит успех?..

Нет… Я ошибся… На дверь налетело дыхание ветра…

Горе мне! Как далеко ветер надежды унес!

Если еще ты, Борей, похищенье Орифии помнишь, —

О, появись и подуй, двери глухие взломай!

55 В Риме кругом тишина… Сверкая хрустальной росою,

Время ночное бежит, — выдвинь у двери засов!

Или с мечом и огнем, которым пылает мой факел,

Переступлю, не спросись, этот надменный порог!

Ночь, любовь и вино терпенью не очень-то учат:

60 Ночи стыдливость чужда, Вакху с Амуром — боязнь.

Средства я все истощил, но тебя ни мольбы, ни угрозы

Все же не тронули… Сам глуше ты двери глухой!

Нет, порог охранять подобает тебе не прекрасной

Женщины, — быть бы тебе сторожем мрачной тюрьмы!..

65 Вот уж денница [7] Денница — утренняя звезда, Венера. встает и воздух смягчает морозный,

Бедных к обычным трудам вновь призывает петух.

Что ж, мой несчастный венок! С кудрей безрадостных сорван,

У неприютных дверей здесь до рассвета лежи!

Тут на пороге тебя госпожа поутру заметит, —

70 Будешь свидетелем ты, как я провел эту ночь…

Ладно, привратник, прощай!.. Тебе бы терпеть мои муки!

Соня, любовника в дом не пропустивший, — прощай!

Будьте здоровы и вы, порог, столбы и затворы

Крепкие, — сами рабы хуже цепного раба!

Если ты вправду мой друг, в кандалы заключи по заслугам

Руки мои — пока буйный порыв мой остыл.

В буйном порыве своем на любимую руку я поднял,

Милая плачет, моей жертва безумной руки.

5 Мог я в тот миг оскорбить и родителей нежно любимых,

Мог я удар нанести даже кумирам богов.

Что же? Разве Аянт, владевший щитом семислойным,

Не уложил, изловив, скот на просторном лугу? [8] Аянт в безумии перебил стадо, которое он принял за ненавистных ему ахейских вождей.

Разве злосчастный Орест, за родителя матери мстивший,

10 Меч не решился поднять на сокровенных богинь?

Я же посмел растрепать дерзновенно прическу любимой, —

Но, и прически лишась, хуже не стала она. Столь же прелестна!..

Такой, по преданью, по склонам Менала [9] Менал — горная цепь в Аркадии.

Дева, Схенеева дочь, с луком за дичью гналась;

15 Или критянка, [10] Схенеева дочь — мифическая охотница Аталанта. Критянка — Ариадна. когда паруса и обеты Тесея

Нот уносил, распустив волосы, слезы лила;

Или Кассандра (у той хоть и были священные ленты)

Наземь простерлась такой в храме, Минерва, твоем.

Кто мне не скажет теперь: «Сумасшедший!», не скажет мне: «Варвар!»?

20 Но промолчала она: ужас уста ей сковал.

Лишь побледневшим лицом безмолвно меня упрекала,

Был я слезами ее и без речей обвинен.

Я поначалу хотел, чтоб руки от плеч отвалились:

«Лучше, — я думал, — лишусь части себя самого!»

25 Да, себе лишь в ущерб я к силе прибег безрассудной,

Я, не сдержав свой порыв, только себя наказал.

Вы мне нужны ли теперь, служанки злодейств и убийства?

Руки, в оковы скорей! Вы заслужили оков.

Если б последнего я из плебеев ударил, понес бы

30 Кару, — иль более прав над госпожой у меня?

Памятен стал Диомед преступленьем тягчайшим: [11] Диомед ранил в одном из сражений под Троей Венеру. богине

Первым удар он нанес, стал я сегодня — вторым.

Все ж он не столь виноват: я свою дорогую ударил,

Хоть говорил, что люблю, — тот же взбешен был врагом.

35 Что ж, победитель, теперь готовься ты к пышным триумфам!

Лавром чело увенчай, жертвой Юпитера чти!..

Пусть восклицает толпа, провожая твою колесницу:

«Славься, доблестный муж: женщину ты одолел!»

Пусть, распустив волоса, впереди твоя жертва влачится,

40 Скорбная, с бледным лицом, если б не кровь на щеках…

Лучше бы губкам ее посинеть под моими губами,

Лучше б на шее носить зуба игривого знак!

И, наконец, если я бушевал, как поток разъяренный,

И оказался в тот миг гнева слепого рабом, —

45 Разве прикрикнуть не мог — ведь она уж и так оробела, —

Без оскорбительных слов, без громогласных угроз?

Разве не мог разорвать ей платье — хоть это и стыдно —

До середины? А там пояс сдержал бы мой пыл.

Я же дошел до того, что схватил надо лбом ее пряди

50 И на прелестных щеках метки оставил ногтей!

Остолбенела она, в изумленном лице ни кровинки,

Белого стала белей камня с Паросской гряды.

Я увидал, как она обессилела, как трепетала, —

Так волоса тополей в ветреных струях дрожат,

55 Или же тонкий тростник, колеблемый легким Зефиром,

Или же рябь на воде, если проносится Нот.

Дольше терпеть не могла, и ручьем полились ее слезы —

Так из-под снега течет струйка весенней воды.

В эту минуту себя и почувствовал я виноватым,

60 Горькие слезы ее — это была моя кровь.

Трижды к ногам ее пасть я хотел, молить о прощенье, —

Трижды руки мои прочь оттолкнула она.

Не сомневайся, поверь: отмстив, облегчишь свою муку;

Мне, не колеблясь, в лицо впейся ногтями, молю!

65 Глаз моих не щади и волос не щади, заклинаю, —

Женским слабым рукам гнев свою помощь подаст.

Или, чтоб знаки стереть злодеяний моих, поскорее

В прежний порядок, молю, волосы вновь уложи!

Всякий влюбленный — солдат, и есть у Амура свой лагерь.

В этом мне, Аттик, поверь: каждый влюбленный — солдат.

Возраст, способный к войне, подходящ и для дела Венеры.

Жалок дряхлый боец, жалок влюбленный старик.

5 Тех же требует лет полководец в воине сильном

И молодая краса в друге на ложе любви.