Публий Назон - Элегии и малые поэмы

Речью искусной своей ты покоряешь сенат.

Вот, воздавая богам от Цезарей благодаренье,

50 Жертвенных тучных быков белые выи разишь.

А завершив мольбы о важнейшем, попросишь, быть может,

Чтобы гнев положил Цезарь на милость ко мне.

Пусть разгорится огонь под жертвой высоко и ярко

В добрый знак, что твой принят богами призыв.

55 Хватит сетовать нам! В одиночестве, как лишь возможно,

Консульства я твоего славу отпраздную здесь.

Ждет нас радость к тому ж и вторая, первой не меньше:

В почестях этих тебе будет преемником брат.

Пусть полномочья твои, Грецин, с декабрем истекают,

60 В первый январский день примет правление Флакк.

В преданной вашей любви обоюдно вы будете рады:

Фасциям братним ты, он же взаимно твоим.

Дважды консулом брат и сам ты консулом дважды

Будешь — так осенит слава двойная ваш дом.

65 Но, хоть безмерна она и хотя, воскормленник Марса,

Власти не знает Рим выше, чем консула власть,

Эту умножит честь величье подателя чести:

Ценен дар стократ, если даритель велик.

А потому процветать вам всегда — Грецину и Флакку —

70 Вам, кого так отличил Цезарь высоким судом.

В час же, когда божество от важнейших забот отдыхает,

Ваши с моими мольбы соедините, друзья!

И, если ветром дохнёт другим, ослабьте канаты,

Чтоб из стигийских вод выплыла наша ладья.

75 В этом году здесь начальствовал Флакк, [618] Флакк был в 15 г. командиром легиона в Мёзии, где взял город Тросмий на Дунае. и в его управленье

Берег истрийский забыл грозы и беды свои.

В мире держал он, Грецин, племена беспокойных мисийцев,

Гетский лук устрашил верным двуострым мечом.

Тросмий, взятый врагом, возвратил он доблестью быстрой,

80 В русло Дуная влив варварской крови поток.

Ты у брата спроси, каково оно, скифское небо,

И почему, узнай, страшен немирный сосед,

Правда ль, что желчью змеи пернатые смазаны стрелы,

Что человечью кровь мерзостно льют на алтарь.

85 Лгу ли я, или впрямь застывает Понт на морозе,

И на югеры [619] Югер — мера площади, равная 0,252 га. льдом море одето зимой.

Скажет, — и ты спроси, какова моя слава в народе,

Как провожу, узнай, бедствия горькие дни.

Тут неприязни ко мне не питают — да и за что бы?

90 Пусть изменила судьба, не изменил я себе.

Тот же душевный покой, который во мне одобрял ты,

Ту же стыдливость мои запечатлели черты.

Да, таков я и здесь, в стране, где силу оружья

Учит варвар-сосед выше закона ценить.

95 Женщину, мужа ль, дитя — никого за все эти годы

Я никогда и ничем здесь не обидел, Грецин.

Вот потому пригрели меня в несчастье томиты

(В чем поклянусь я, увы, этой чужою землей).

Видя желанье мое, и они мне желают уехать,

100 А для себя не хотят близкой разлуки со мной.

Верь иль не верь, но издан указ — и на воске начертан! —

Коим, воздав нам хвалу, сняли налоги с меня!

И хоть не очень к лицу такая слава несчастным,

Все города окрест тем же почтили меня.

105 И благочестье мое знает город, меня приютивший:

Видит, что в доме алтарь Цезарю я посвятил.

Рядом и сын стоит, и супруга, верховная жрица, —

Новому божеству равные два божества.

Чтобы единой семью сохранить, я поставил и внуков:

110 Рядом с отцом один, с бабкою рядом другой. [620] Сын — Тиберий, супруга — Ливия, внуки — Германик и Друз.

Им в рассветный час, только день на востоке забрезжит,

Я со словами мольбы ладан обильный курю.

Рвенью весь моему Понтийский берег свидетель:

Всех опроси — ничего здесь я не присочинил.

115 Знают на Понте и то: день рожденья нового бога

Щедро, насколько могу, праздную играми я.

Всем заезжим гостям известно мое благочестье,

Кто бы ни прибыл к нам из Пропонтиды сюда.

Верно, наслышан о нем и Флакк, под чьим управленьем

120 Западная сторона Понта недавно была.

Больше б хотелось давать, да богатство мое оскудело —

Но и от скудного дар радостно я приношу.

Рим отсюда далек — это делаю не напоказ я, —

Благочестивый мой долг рад исполнять в тишине.

125 Все ж и до Цезаря слух дойдет: по широкому свету

Что бы ни делалось, все ведомо будет ему.

Ты же, к богам вознесшийся бог, [621] Вознесшийся бог — обожествленный Август. ты знаешь и видишь,

Цезарь! Отныне земля взорам открыта твоим.

Там, под сводом крутым, среди созвездий ты слышишь

130 Эти мольбы, что к тебе робко возносит поэт.

Может быть, наши стихи о святом небожителе новом,

Те, что послал я в Рим, тоже дошли до тебя.

Верю: твое божество они преклонят к милосердью, —

Ведь не напрасно тебя в Риме отцом нарекли.

Снова пишу я тебе, кому пенял уже в песне,

Что невозможно в размер имя твое уложить.

Но ничего письмом приятного я не открою,

Разве что все еще жив, хворь кое-как одолев.

5 Только здоровье тому не в утеху, кто молит последней

Милости: дайте скорей эти покинуть места!

Мне безразлично, куда, в какие направиться земли —

Будет любая милей той, что простерлась вокруг.

Прямо в Сирты ладью или прямо в Харибду гоните, —

10 Лишь бы в глаза не видать этой немилой страны.

Я бы с радостью Истр хоть на Стикс обменял, если есть он,

В глубях под Стиксом найди реки — сменяю на них.

Хуже, чем ниве сорняк, ненавистней, чем ласточке стужа,

Мне этот край, где гет марсолюбивый живет.

15 Через такие слова на меня в обиде томиты,

Снова народный гнев я навлекаю стихом.

Так вот и буду всегда попадать в беду из-за песен,

Будет всегда мне во вред неосмотрительный дар?

Пальцы б отсечь, чтобы бросить писать, но медлю зачем-то.

20 Снова, безумный, иду грудью на то же копье,

К тем же снова плыву берегам, в те гиблые воды,

Где на подводный утес днище ладьи посадил?

Я не повинен ни в чем и чист перед вами, томиты,

Мне ваш край опостыл, вас же я, право, люблю.

25 Сколько ни разбирай мои многотрудные песни,

В них не найдешь строки с жалобой на горожан!

Жалуюсь на холода, на то, что набегов должны мы

Ждать отовсюду, что враг вечно в ворота стучит.

Ваши места, не людей справедливым стихом осудил я —

30 Вы же и сами подчас землю браните свою.

Вот же посмел тот пахарь-старик стихами поведать, [622] пахарь-старик — Гесиод.

Что навлекла на себя ненависть Аскра не зря.

А ведь поэт говорил о стране, что его породила,

Аскра ж не стала в ответ гневом поэта казнить.

35 Родину кто сильнее любил, чем Улисс? А не он ли

Скудость родной земли в повести запечатлел?

Едким словом меж тем не край — авзонийские нравы

Скепсий клеймил и Рим требовал гневно к суду. [623] Скепсий — философ Метродор Скептийский, состоявший на службе у понтийского царя Митридата Евпатора и нападками на Рим заслуживший кличку «Римоненавистника». С. Ошеров