Публий Назон - Элегии и малые поэмы

230 И не единым вином он привлекает мужчин.

Часто и здесь, за рога ухватив, охмеленного Вакха

Нежной своею рукой клонит багряный Амур.

Брызги вина увлажняют пернатые крылья Амура —

И остается летун, отяжелев, на пиру;

235 Влажными крыльями бьет, росу отрясая хмельную,

Но и от этой росы страждут людские сердца.

В винном пылу дозревает душа до любовного пыла,

Тяжкое бремя забот тает в обильном вине.

Смех родится в устах, убогий становится гордым.

240 Скорбь отлетает с души, сходят морщины со лба,

Хитрость бежит перед божьим лицом, раскрываются мысли,

Чистосердечье звучит, редкое в нынешний век.

Тут-то наши сердца и бывают добычей красавиц,

Ибо Венера в вине пламенем в пламени жжет.

245 Помни, однако, что здесь, в обманчивом свете лампады,

Ночью, с хмельной головой трудно ценить красоту.

Ведь не случайно Парис лишь днем и под солнечным небом

Молвил, богинь рассмотрев: «Лучшая — Матерь Любви!»

Ночь благосклонна, она прикрывает любые изъяны,

250 Ночью любую из дев можно красавицей счесть.

О драгоценных камнях, о крашенной пурпуром ткани

И о девичьей красе только при солнце суди.

Полно! как перечесть все места для любовной охоты?

Легче исчислить песок на побережье морском!

255 Что уж мне говорить о Байях и байских купаньях, [186] Байи — модный курорт с горячими водами у берега Неаполитанского залива.

Где от горячих ключей серные дышат пары?

Многие, здесь побывав, уносят сердечные раны:

«Нет, — они говорят, — эта вода не целит!»

А невдали от римских холмов есть роща Дианы,

260 Царство, где ставит царя меч в смертоносной руке: [187] Роща Дианы — храм в Ариции у озера Неми, жрецом в котором мог быть только беглый раб, своей рукой убивший своего предшественника.

Дева-богиня, сама ненавидя Амуровы стрелы,

Многих в добычу ему и отдала и отдаст.

До сих пор лишь о том, где раскинуть любовные сети,

Талия правила речь в беге неровных колес. [188] Неровные колеса — неравные строки элегического дистиха.

265 Время теперь приступить к тому, что гораздо важнее, —

Как уловить для себя ту, что искал и нашел?

Все и повсюду мужи, обратите умы со вниманьем

И доброхотной толпой слушайте слово мое!

Будь уверен в одном: нет женщин, тебе недоступных!

270 Ты только сеть распахни — каждая будет твоей!

Смолкнут скорее весной соловьи, а летом цикады,

А меналийские псы зайцев пугаться начнут,

Нежели женщина станет противиться ласке мужчины, —

Как ни твердит «не хочу», скоро захочет, как все.

275 Тайная радость Венеры мила и юнцу и девице,

Только скромнее — она, и откровеннее — он.

Если бы нам сговориться о том, чтобы женщин не трогать, —

Женщины сами, клянусь, трогать бы начали нас.

Телка быка на лугу сама выкликает мычаньем,

280 Ржаньем кобыла своим кличет к себе жеребца.

В нас, мужчинах, куда осторожней и сдержанней страсти:

Похоть, кипящая в нас, помнит узду и закон.

Ну, а что же сказать о Библиде, которая, брата

Грешной любовью любя, грех свой казнила петлей? [189] Перечисляются любовь Библиды к ее брату Кавну («Метаморфозы», IX, 440–664), Мирры к ее отцу Киниру (там же, X, 298–518), за которую она была обращена в дерево с благовонной смолой, и Пасифаи к быку.

285 Мирра любила отца не так, как дочери любят,

И оттого-то теперь скрыта под толщей коры.

А из-под этой коры благовонно текущие слезы

Нам в аромате своем плачущей имя хранят.

Было и так: в тенистых лесах под Идою пасся

290 Бык в чистейшей шерсти, стада и честь и краса.

Меченный темным пятном на лбу меж большими рогами,

Телом своим остальным был он белей молока.

В кносских стадах и в кидонских стадах томились коровы

В жажде принять на крестец тяжкую тушу его.

295 Бычьей подругою стать царица рвалась Пасифая —

Ревности гневной полна, телок гнала она прочь.

Не о безвестном твержу: будь Крит четырежды лживым,

Остров ста городов не отречется, солгав. [190] Ида — здесь гора на Крите; Кносс и Кидония — города на «стоградном» Крите; лживым Крит назван по известному софизму: «Все критяне лжецы», — сказал критянин; правду он сказал или ложь?»

Свежую рвет Пасифая листву, непривычной рукою

300 Сочную косит траву и преподносит быку.

Ходит за стадом она по пятам, позабыв о супруге,

Ибо теперь для нее бык драгоценней царя.

Ах, Пасифая, зачем надеваешь богатые платья?

Право, любовник такой этих не ценит богатств.

305 Надо ли в диких горах при скотине о зеркале думать,

Надо ли этак и так к пряди укладывать прядь?

Зеркало скажет одно: тебе далеко до телицы!

Были рога для тебя трижды желанной красой!

Если Минос тебе мил, зачем тебе нужен любовник?

310 Если Минос надоел — мужа от мужа ищи.

Нет — как вакханка под чарой кадмейского бога, царица

Мчится в чащи лесов, брачный покинув покой.

Сколько раз ревниво она смотрела на телку

И говорила: «Зачем милому нравишься ты?

315 Как перед ним на лугу ты резвишься на травке зеленой!

Будто уж так хороши эти прыжки и скачки?»

Так говорила она, и тотчас несчастную телку

Прочь велела прогнать, впрячь приказала в ярмо

Или велела вести к алтарю для недобрых закланий,

320 Чтобы ревнивой рукой радостно сжать потроха.

Сколько соперниц она зарезала небу в угоду!

«Пусть, — говорила она, — вас он полюбит таких!»

Как ей хотелось Европою стать или сделаться Ио —

Той, что любима быком, той, что под пару быку.

325 И дождалась, и чреватою стала в кленовой корове,

И понесенный приплод выдал отца своего!

Если б другая критянка не вспыхнула страстью к Фиесту [191] Критянка — Аэропа, жена Атрея; обольстившего ее Фиеста Атрей накормил мясом его детей, и Солнце повернуло с неба вспять, чтобы не видеть этого пира. —

(Ах, как трудно любить всю свою жизнь одного!) —

Феб в колеснице своей с середины небесного свода

330 Вспять к рассветной заре не повернул бы коней.

Дочь, багряную прядь похитив у спящего Ниса, [192] Дочь Ниса — Сцилла, о которой см. «Метаморфозы», VIII, 1-151.

Чресла свои обвила поясом песьих голов.

Вождь, избежавший Нептуна в волнах и Марса на суше,

Пал великий Атрид жертвой жестокой жены.

335 Кто не заплачет, взглянув на огонь, пожравший Креусу,

И на запятнанный меч матерью в детской крови?

Плакал Аминторов сын, лишившийся зрения Феникс; [193] Феникс отверг любовь своей матери Фтии, она оболгала его перед отцом, и отец его ослепил.

От разъяренных коней чистый погиб Ипполит;

Старый Финей, не выкалывай глаз у детей неповинных [194] Финей ослепил по наговору жены своих сыновей от первого брака и был за это сам наказан слепотой и голодом.