Публий Назон - Элегии и малые поэмы

Можно ли в доле моей меньшего дара желать?

Видишь: море бушует; ужели не чувствуешь страха?

280 А подожди — и к тебе ветер попутный слетит.

Ради чего ты бежишь? Здесь не встанет новая Троя,

Новый не вызовет Рее ей на подмогу бойцов;

Здесь лишь мир и любовь (нет мира лишь в сердце влюбленном),

Здесь простерлась земля, ждущая власти твоей».

285 Так говорила она, но Улисс поднимал уже сходни —

Вслед парусам уносил праздные ветер слова.

Жаром палима любви, бросается к чарам Цирцея,

Но и от чар колдовства все не слабеет любовь.

Вот потому-то и я говорю: если хочешь спасенья —

290 Наша наука велит зелья и клятвы забыть.

Если никак для тебя невозможно уехать из Рима —

Вот тебе новый совет, как себя в Риме держать.

Лучше всего свободы достичь, порвав свои путы

И бременящую боль сбросивши раз навсегда.

295 Ежели кто на такое способен, дивлюсь ему первый:

Вот уж кому не нужны все наставленья мои!

Тем наставленья нужны, кто влюблен и упорствует в этом,

И не умеет отстать, хоть и желает отстать.

Стало быть, вот мой совет: приводи себе чаще на память

300 Все, что девица твоя сделала злого тебе.

«Я ей давал и давал, а ей все мало да мало, —

Дом мой продан с торгов, а ненасытной смешно;

Так-то она мне клялась, а так-то потом обманула;

Столько я тщетных ночей спал у нее под дверьми!

305 Всех она рада любить, а меня ни за что не желает:

Мне своей ночи не даст, а коробейнику даст».

Это тверди про себя — и озлобятся все твои чувства.

Это тверди — и взрастет в сердце твоем неприязнь.

Тем скорее себя убедишь, чем речистее будешь —

310 А красноречью тебя выучит мука твоя.

Было со мною и так: не умел разлюбить я красотку,

Хоть понимал хорошо пагубу этой любви.

Как Подалирий больной, себе подбирал я лекарства,

Ибо, стыдно сказать, врач исцелиться не мог.

315 Тут-то меня и спасло исчисленье ее недостатков —

Средство такое не раз было полезней всего.

Я говорил: «У подруги моей некрасивые ноги!»

(Если же правду сказать, были они хороши.)

Я говорил: «У подруги моей неизящные руки!»

320 (Если же правду сказать, были и руки стройны.)

«Ростом она коротка!» (А была она славного роста.)

«Слишком до денег жадна!» (Тут-то любви и конец!)

Всюду хорошее смежно с худым, а от этого часто

И безупречная вещь может упреки навлечь.

325 Женские можешь достоинства ты обратить в недостатки

И осудить, покривив самую малость душой.

Полную женщину толстой зови, а смуглую — черной,

Если стройна — попрекни лишней ее худобой,

Если она не тупица, назвать ее можно нахалкой,

330 Если пряма и проста — можно тупицей назвать.

Больше того: коли ей отказала в каком-то уменье

Матерь-природа, — проси это уменье явить.

Пусть она песню споет, коли нет у ней голоса в горле.

Пусть она в пляску пойдет, если не гнется рука;

335 Выговор слыша дурной, говори с нею чаще и чаще;

Коль не в ладу со струной — лиру ей в руки подай;

Если походка плоха — пускай тебя тешит ходьбою;

Если сосок во всю грудь — грудь посоветуй открыть;

Ежели зубы торчат — болтай о смешном и веселом,

340 Если краснеют глаза — скорбное ей расскажи.

Очень бывает полезно застичь владычицу сердца

В ранний утренний час, до наведенья красы.

Что нас пленяет? Убор и наряд, позолота, каменья:

Женщина в зрелище их — самая малая часть,

345 Впору бывает спросить, а что ты, собственно, любишь?

Так нам отводит глаза видом богатства Амур.

Вот и приди, не сказавшись: застигнешь ее безоружной,

Все некрасивое в ней разом всплывет напоказ.

Впрочем, этот совет надлежит применять с осмотреньем:

350 Часто краса без прикрас даже бывает милей.

Не пропусти и часов, когда она вся в притираньях:

Смело пред ней появись, стыд и стесненье забыв,

Сколько кувшинчиков тут, и горшочков, и пестрых вещичек,

Сколько тут жира с лица каплет на теплую грудь!

355 Запахом это добро подобно Финеевой снеди: [288] Финеева снедь. — Пищу царя Финея (см. прим. к «Науке любви», I, 339) расхищали и портили нечистотами хищные гарпии.

Мне от такого подчас трудно сдержать тошноту.

Дальше я должен сказать, как и в лучшую пору Венеры

Может быть обращен в бегство опасный Амур.

Многое стыд не велит говорить; но ты, мой читатель,

360 Тонким уловишь умом больше, чем скажут слова.

Нынче ведь строгие судьи нашлись на мои сочиненья,

Слишком проказлива им кажется Муза моя.

Пусть, однако, они бранят и одно и другое —

Лишь бы читались стихи, лишь бы их пели везде!

365 Зависть умела хулить и великого гений Гомера —

Чем, как не этим, себя некий прославил Зоил? [289] Зоил — софист IV в. до н. э., прославившийся книгой «Бич на Гомера».

Да и твою святотатный язык порочил поэму,

Ты, кто из Трои привел к нам побежденных богов.

Вихри по высям летят, бьют молнии в вышние горы —

370 Так и хулитель хуле ищет высокую цель.

Ты же, кому не по вкусу пришлось легкомыслие наше,

Кто бы ты ни был, прошу: мерку по вещи бери.

Битвам великой войны хороши меонийские стопы,

Но для любовных затей место найдется ли в них?

375 Звучен трагедии гром: для страсти потребны котурны,

А заурядным вещам впору комический сокк. [290] Котурны — высокая обувь трагических актеров, сокки — плоская обувь комических актеров.

Чтоб нападать на врага, хороши воспаленные ямбы

С ровно бегущей стопой или хромые в конце. [291] Хромыми назывались ямбы с ритмическим перебоем в конце, употреблявшиеся в сатирических и шуточных стихах.

А элегический лад поет про Амуровы стрелы,

380 Чтобы подруга забав молвила «да» или «нет».

Мерой стихов Каллимаха нельзя славословить Ахилла,

Но и Кидиппу нельзя слогом Гомеровых уст.

Как нестерпима Таида, [292] Таида — обычное имя гетеры в эллинистической комедии. ведущая роль Андромахи,

Так Андромаха дурна, взявши Таидину роль.

385 Я о Таиде пишу, и к лицу мне вольная резвость:

Нет здесь чинных матрон, я о Таиде пишу.

Если шутливая Муза под стать такому предмету,

То и победа за мной: суд оправдает меня.

Зависть грызущая, прочь! Стяжал я великую славу,

390 Будет и больше она, если продолжу мой путь.

Ты чересчур поспешила; дай срок, тебе хуже придется:

Много прекрасных стихов зреет в уме у меня.

Слава тешит меня и ведет и венчает почетом —

Твой же выдохся конь в самом низу крутизны.

395 Столько заслуг признала за мной элегия наша,

Сколько в высоком стихе знал их Вергилий Марон.

Вот мой ответ на хулу! А теперь натяни свои вожжи