Публий Назон - Элегии и малые поэмы

«Было Сатурну дано предсказание: лучший властитель,

Скипетра будешь лишен будущим сыном своим.

Он же, страшась своего, рожденного им же потомства,

200 Чревом безмерным своим всех поглощает сынов.

Горестна Рея была, что в своей плодовитости слезной,

Выносив столько детей, матерью быть не могла.

Только когда родился Юпитер (вся древность — свидетель,

Верь же старинной молве и про сомненья забудь), —

205 Камень, в свивальнике свит, в божественной скрылся утробе

И таким образом был роком обманут отец.

Ида крутая с той самой поры огласилася звоном,

Чтоб в безопасности мог громко младенец кричать.

В гулкие били щиты, стучали в порожние шлемы, —

210 Это куретов был долг и корибантов толпы.

И представляя, как встарь они укрывали младенца,

Свита богини гремит медью и бьет по щитам.

Бьют вместо шлема в кимвал, а вместо щита по тимпанам:

Но, как и раньше, звучит флейты фригийский напев».

215 Смолкнула муза, а я: «Как дает ей свирепое племя

Львов непривычным ярмом гривы свои отягчать?»

Я замолчал, а она: «Укрощает их дикость богиня —

Видишь ты это и сам по колеснице ее».

«Но почему же главу тяготит ей венец башненосный?

220 Разве впервые она башни дала городам?»

Муза кивнула. «А как, — спросил я, — себя изувечить

Дикий явился порыв?» Муза ответила так:

«Отрок фригийский в лесах, обаятельный обликом Аттис

Чистой любовью увлек там башненосицу встарь.

225 Чтобы оставить его при себе, чтобы блюл он святыни,

Просит богиня его: «Отроком будь навсегда!»

Повиновался он ей и дал ей слово, поклявшись:

«Если солгу я в любви — больше не знать мне любви!»

Скоро солгал он в любви; и с Сагаритидою нимфой,

230 Быть тем, кем был, перестал. Грозен богини был гнев:

Нимфа упала, когда ствол дерева рухнул, подрублен,

С ним умерла и она — рок ее в дереве был.

Аттис сходит с ума, ему мнится, что рушится крыша;

Выскочил вон и бежать бросился к Диндиму он.

235 То он кричит: «Уберите огонь!», то: «Не бейте, не бейте!»,

То он вопит, что за ним фурии мчатся толпой.

Острый он камень схватил и тело терзает и мучит,

Длинные пряди волос в грязной влачатся пыли.

Он голосит: «Поделом! Искупаю вину мою кровью!

240 Пусть погибают мои члены: они мне враги!

Пусть погибают!» Вскричал и от бремени пах облегчает,

И не осталося вдруг знаков мужских у него.

Это безумство вошло в обычай, и дряблые слуги,

Пряди волос растрепав, тело калечат себе».

245 Так аонийская тут объяснила премудро Камена

В красноречивых словах корни безумия мне.

«Но, вдохновляя мой труд, расскажи мне, откуда ж богиня

К нам снизошла? Иль всегда в городе нашем жила?»

«Диндим, Кибелу, ключи родниковые Иды прелестной,

250 Так же как весь Илион, Матерь любила всегда.

В дни же, как Трою Эней перенес в Италийские земли,

Чуть и богиня за ним на корабли не взошла;

Но, усмотрев, что судьба еще не зовет ее в Лаций,

Не пожелала она области бросить свои.

255 После ж, как пятый пошел уже век могуществу Рима, [428] Пятый век. — Первое обращение в Риме к «Сивиллиным книгам» — в 549 г. от основания Рима (204 г. до н. э.).

Вставшего гордой главой над покоренной землей, —

Жрец на Евбейские тут посмотрел роковые заветы [429] Евбейские заветы. — Кумы, откуда в Рим пришла Сивилла, считались колонией Евбеи.

И, посмотрев, прочитал в них таковые слова:

«Матери нет, и сыскать, о Римлянин, должен ты Матерь,

260 А как придет, ты ее чистой рукою прими!»

В недоуменье отцы, предписания не разумея,

Кто эта матерь и где надо ее разыскать.

Надо Пеана спросить. «Вы ищете Матерь Бессмертных, —

Молвил он, — надо искать вам на Идейской горе».

265 Шлют туда знатных людей. Владел тогда Фригии скиптром

Аттал: авзонским мужам в помощи он отказал.

Чудо свершилось: земля с продолжительным дрогнула громом.

Из тайников раздался голос богини самой:

«Быть увезенной хочу! Поспеши мою волю исполнить.

270 Рим — это место, где все боги должны пребывать!»

В ужасе Аттал и: «В путь, говорит, отправляйся, богиня.

Нашею будешь: ведь Рим — дедов фригийских страна!»

Тотчас стучат топоры, и несметные падают сосны, —

Так и фригийский рубил их благочестный беглец, —

275 Тысячи трудятся рук, и в покое, расписанном ярко

Жженою краской, везут Матерь Богов на ладье.

Бережно с нею плывут по волнам ее сына родного,

Длинный проходят пролив, Фриксову знавший сестру.

Мимо Ретея плывет она хищного, мимо Сигея,

280 И Тенедоса и вдоль Эетиона твердынь.

Лесбос уже позади, принимают богиню Киклады,

Справа остался Карист, мелью дробящий волну,

Пересекает в пути и море Икара, где крылья

Он потерял, а волнам имя оставил свое.

285 Слева оставила Крит, а справа воды Пелопа

И на Венерин святой остров Киферу плывет.

До Тринакрийских пучин дошла она, где закаляют

Крепко железо в воде Бронт, Акмонид и Стероп. [430] Бронт, Акмонид и Стероп. — Имена трех киклопов, кующих в сицилийской («тринакрийской») Этне молнии для Юпитера.

Вдоль африканских плывет берегов, Сардинию видит

290 Слева и вот подошла вплоть к Авзонийской земле.

В Остию, где Тиберин, разделив свои надвое воды,

Может свободно бежать, в море открытое вплыв,

Всадники все и сенат величавый, с толпой вперемешку,

Встретить приходят ладью к устьям тирренской реки.

295 Вместе с ними идут их матери, дочки, невестки,

Также и девы, каким вверен священный огонь.

Сил не щадя, за причальный канат потянули мужчины,

Лишь чужеземный корабль против теченья пошел.

Засуха долго была, трава выгорала от жажды,

300 И на болотистом дне крепко застряла ладья.

Люди приказа не ждут, усердно работает каждый,

И помогают рукам, громко и бодро крича.

Точно бы остров, засел корабль посредине залива:

Чудом изумлены, люди от страха дрожат.

305 Клавдия Квинта свой род выводила от древнего Клавса, [431] Клавс , родоначальник Клавдиев, — сабинский союзник Энея, упоминаемый в «Энеиде».

Был ее облик и вид знатности рода под стать.

И непорочна была, хоть порочной слыла: оскорбляли

Сплетни ее и во всех мнимых винили грехах.

Ей и наряд, и прическа, какую она все меняла,

310 Были вредны, и язык вечных придир — стариков.

Чистая совесть ее потешалась над вздорами сплетен, —

Но ведь к дурному всегда больше доверия в нас!

Вот появилась она меж достойнейших в шествии женщин,

Вот зачерпнула рукой чистой воды из реки,

315 Голову трижды кропит, трижды к небу возносит ладони

(Думали все, кто смотрел, что помешалась она),