Марк Антонин - Наедине с собой с комментариями и иллюстрациями

Не следует уподобляться ни трагическому актеру, ни блуднице.

Ты можешь здесь жить так, как рассчитываешь жить, уйдя отсюда. Если же тебя лишают этой возможности, то расстанься с жизнью, но как человек, не усматривающий в этом никакого зла. Дым ест мне очи, и я ухожу. Считаешь ли ты это особым подвигом? Но пока ничто не гонит меня вон, я остаюсь свободным, и никто не помешает делать то, что я желаю. Желания же мои согласны с природой существа разумного и общежительного.

Ум Целого требует общения. Поэтому менее совершенные существа он создал ради более совершенных, а более совершенные приноровил друг к другу. Ты видишь, какое он всюду установил подчинение и соподчинение, каждому дал в меру его достоинства и привел наиболее совершенные существа к единомыслию. Как ты вел себя до сего дня по отношению к богам, родителям, братьям, супруге, детям, учителям, воспитателям, друзьям, родственникам, домочадцам? Можешь ли ты сказать о себе: «До сих пор никого не обидел ни словом, ни делом»?

Вспомни, сколько ты пережил и сколько имел мужество перенести. Вспомни, что история твоей жизни уже близка к окончанию и срок служения – на исходе. Вспомни, сколько ты видел прекрасного, ко скольким наслаждениям и страданиям отнесся с пренебрежением, как презирал суетную славу и сколько раз показал себя праведным по отношению к неправедным.

Как могут люди без образования и неучи смутить покой человека образованного и знающего? Кого же следует назвать образованным и знающим? Того, кто знает начало и цель, и разум, проникающий все сущее и извечно управляющий всем по размеренным периодам. Еще немного – и ты прах или кости; останется одно имя, а то и его не найти. Имя же – пустой звук и бездушное эхо. Все блага, ценимые в жизни, суетны, бренны, ничтожны и подобны молодым псам, кусающим друг друга, и капризным детям, то смеющимся, то вновь плачущим. Верность же и стыд, справедливость и истина удалились с пространной земли на Олимп.

Что еще удерживает тебя тут? Все воспринимаемое чувствами изменчиво и неустойчиво, сами чувства смутны и легко поддаются обману, а сама наша душонка – испарина крови. Разве не суетно желание пользоваться славой у таких созданий? Почему же не ожидаешь ты с легким сердцем своего уничтожения или изменения во что-нибудь другое?

В соответствии с учением стоиков, душа после смерти теряет свойства первоначальной личности. При этом душа – субстанция материальная, в момент смерти отделяется от тела, а затем существует до исчезновения в пламени при воспламенении мира. Гераклит Эфесский (544–483 гг. до н. э.), древнегреческий философ, считал, что мир периодически воспламеняется и поглощается единой сущностью (богом), а затем выделяется обратно, этого же взгляда придерживались стоики. Интересно, что Клеанф (около 331–230 гг. до н. э.), философ стоической школы из Афин, возглавивший стоическую школу после смерти своего учителя Зенона Китийского, основоположника данной школы, был убежден, что такая судьба ожидает каждую душу, а вот Хрисипп (около 281–205 гг. до н. э.), афинский философ, ученик Клеанфа, предрекал эту судьбу только душам мудрецов. Те же, кто отрицал воспламенение мира, считали, что душа разрушается сразу после смерти человека либо разлагается на первостихии. Сенека высказывал мысль о возможном бессмертии души, но и для него это было не самой вероятной возможностью. Марк Аврелий, судя по всему, считал, что души после смерти человека поглощались мировым разумом, в качестве которого выступал огонь, причем это поглощение могло происходить либо постоянно, либо при воспламенении.

Но как быть до тех пор, пока не наступил еще этот момент? Чтить и славить богов, делать добро людям, не тяготиться ими, но и не сближаться с ними слишком, помнить, что все, находящееся вне твоего бренного тела и такой же жизненной силы, не принадлежит тебе и от тебя не зависит.

Если ты можешь избрать правильный путь и надлежащим образом составлять свое убеждение и действовать, то можешь быть счастливым. Две особенности общи как душе бога, так и душе человека и всякого разумного существа. Во-первых, ничто чуждое душе не может оказаться для нее препятствием. Во-вторых, душа может полагать свое благо в праведном настроении и действии и ими ограничить свое стремление.

Если что-нибудь не является ни пороком во мне, ни действием моего порока и в то же время не причиняет вреда Целому, то стоит ли мне по его поводу тревожиться? Но что могло бы причинить вред Целому?

Не отдавайся всецело полету своего воображения, но помогай другим по мере возможности и поскольку они заслуживают. Даже если у них ощущается недостаток в вещах безразличных. Но не воображай, что этот недостаток означает вред: зла тут нет никакого. Старец, уходя, настоятельно требует у своего питомца кубарь, хотя и знает, конечно, что это всего-навсего игрушка. Так же и тут. Но когда ты говоришь с трибуны: «Человек, не забыл ли ты, о чем идет речь?» – «Да. Но ведь все так стремятся к этому». – Неужели же на этом основании и ты должен стать глупцом?

Куда бы я ни попал, я могу быть счастлив.

В старом анекдоте рассказывалось об обезьянах, которые, рассуждая об экспериментах, связанных с рефлексами, говорили: «Вот сейчас загорится зеленая лампочка, и к нам побегут эти идиоты в белых халатах», – эти обезьяны явно считали, что в клетках сидят вовсе не они и люди в белых халатах – их личные слуги. Мир, жизнь – все зависит от убеждения, поэтому действительно можно быть счастливым везде и при любых обстоятельствах.

Счастлив же тот, кто уготовил себе благую участь. Благая же участь – это благие склонности души, благие стремления, благие дела.

Сущность Целого податлива и послушна. Разум же, управляющий ею, не таит никакой причины, которая могла бы побудить его делать зло. Ведь зла в нем нет, он ничего злого не делает, и ничто не терпит от него вреда. Но все возникает и совершается согласно ему.

Пусть будет для тебя безразлично, терпишь ли ты, исполняя свой долг, холод или зной, клонит ли тебя ко сну или ты уже выспался, плохо ли о тебе отзываются или хорошо, готовишься ли умирать или сделать что-нибудь другое. Ведь смерть есть одна из наших жизненных задач, и для ее решения достаточно надлежащего выполнения текущих дел.

Не довольствуйся поверхностным взглядом. От тебя не должны ускользнуть ни своеобразие каждой вещи, ни ее достоинство.

Все предметы подлежат очень быстрому изменению: им предстоит или испариться (если сущность всего едина), или же рассеяться.

Правящий разум знает самого себя, знает, что делать и с какой материей имеет дело.