Марк Цицерон - Об ораторе

Когда я собирался, милый Квинт, записать и привести в этой третьей книге речь Красса, которую он произнес после рассуждений Антония, то, понятно, горечь воспоминания оживила во мне старую и тяжелую печаль. Ибо не прошло и десяти дней [467] Не прошло и десяти дней — К расс умер 19 сентября 91 г. после описанного в этой и в предыдущей книге, как Луций Красс, с его поистине бессмертным дарованием, с его доблестью, с его благородством, был унесен неожиданной смертью. (2) Когда он вернулся в Рим в последний день сценических игр, его потрясло известие, что Филипп произнес в народном собрании речь и достоверно заявил, что должен искать более разумного государственного совета, ибо с теперешним сенатом он не в состоянии управлять республикой. Утром в сентябрьские иды [468] В сентябрьские иды — 13 сентября. с толпой сенаторов Красс явился в курию, где Друз созвал [469] Друз созвал — н ародный трибун имел право созывать сенат, но делалось это крайне редко — обычно тогда, когда сенат заигрывал с плебсом. заседание сената. Там Друз, выступив с подробной жалобой на Филиппа, доложил сенату, как этот самый консул жестоко нападал в своей речи перед народом на сенаторское сословие.

(3) И хотя после всякого сколько–нибудь подготовленного выступления Красса почти всегда казалось, что он никогда в жизни не говорил так хорошо, — я сам не раз об этом слышал от знающих людей, — однако тут все единодушно согласились, что если Красс всегда превосходил всех остальных, то в этот день он превзошел самого себя. Он оплакивал горькую участь осиротелого сената, где наследственное достоинство отымает, подобно нечестивому грабителю, тот самый консул, который обязан быть сенаторам добрым отцом и верным попечителем; да и нечего удивляться, что человек, уже нанесший столько вреда республике, хочет теперь лишить ее и такой опоры, как сенат.

(4) Филипп, будучи человеком неистовым, речистым и, главное, готовым к отпору, не стерпел, когда Красс подступил к нему с огнем своих слов; он вспыхнул гневом и хотел обуздать Красса, взыскав с него пеню [470] Взыскав с него пеню — э то было обычное наказание за недостойное поведение в сенате; но позорная процедура взятия «залога» в том, что пеня будет уплачена, обычно применялась не к тем, кто нарушал спокойствие на заседаниях, а к тем, кто уклонялся от посещения заседаний, поэтому здесь налицо было явное отступление от порядка. Залог взимал ликтор тут же, на заседании, и если пеня не выплачивалась, залог уничтожался («урезался», concidere — юридический термин). под залог. Однако Красс, говорят, тут же произнес вдохновенную речь, воскликнув, что не признает своим консулом того, для кого он сам не сенатор:

—Что же, раз ты счел залоговым имуществом права всего моего сословия и урезаешь их перед лицом римского народа, ты думаешь напугать меня этими залогами? Не имущество мое надо тебе урезать, если хочешь усмирить Красса: язык мой тебе надо для этого отрезать! Но даже будь он вырван, само дыхание мое восславит мою свободу и опровергнет твой произвол!

2.(5) А затем, как известно, со всею мощью своей страсти, ума и дарования Красс продолжал говорить и говорить; и его заявление, единогласно поддержанное сенатом, прекрасно и убедительно гласило: «римский народ не должен сомневаться в том, что сенат всегда неизменно верен заботе о благе республики»; и, как это документально засвидетельствовано, он сам присутствовал при записи этого постановления.

(6) Точно лебединой песнью [471] Лебединая песнь — г реки считали лебедей певчими птицами со времен Гомера и Гесиода; представление о том, что поют они лишь перед смертью, впервые выражено у Эсхила, «Агамемнон», 1444. звучал вдохновенный голос Красса в его речи; и нам казалось, мы ее еще услышим, когда после гибели его пришли в курию [472] Пришли в курию — с р. Б, 303 о том, что при жизни Красса Цицерон еще не появлялся на форуме. взглянуть на то место, на котором стоял он в последний раз. Мы знали, что во время речи он почувствовал боль в груди и весь покрылся потом; его стало знобить, он вернулся домой в лихорадке и на седьмой день скончался от воспаления легких. (7) О, как ненадежно и обманчиво счастье людей, как тщетны наши стремления! Все они разбиваются и гибнут на скаку или терпят крушение, не завидев и пристани. В самом деле, пока Красс проводил свою жизнь в трудах и заботах по соисканию должностей, все это время он больше славился блеском дарования и умения вести частные дела, чем выгодами высокого положения и услугами, оказанными государству; однако первый же год по достижении верховной должности [473] Верховной должности — К расс был цензором в 92 г., за год до смерти. , тот год, который, к общей радости, открывал ему доступ к высшему влиянию [474] Высшее влияние (нравственное, а не должностное: summa auctoritas) — основа действий идеального оратора–вождя в представлении Цицерона, важнейший момент его политической концепции, предвосхищающий принципат Августа. , вдруг опрокинул все его надежды и все его жизненные замыслы нежданной кончиною. (8) Горько это было для его друзей, бедственно для отчизны, тяжко для всех благонамеренных людей; но затем, однако, последовали такие общественные бедствия [475] Перечисляются восстание италиков 90 г., нечестивые обвинения по закону Вария против сенаторов, чья политика довела италиков до восстания [Закон Вария был направлен против сенаторов, тайно помогающих италийцам выступать против государства (Аппиан, «Гражданские войны», I, 73). — Прим. О. Любимовой.] (в числе жертв оказался и П. Корнелий Сципион Назика, муж Лицинии, дочери Красса — см. о нем Б, 211; подробности его судьбы неизвестны) и др. события 80‑х годов до н. э. , что, думается мне, не жизнь отняли у Красса бессмертные боги, а даровали ему смерть. Не увидел он ни Италии в пламени войны, ни сената, окруженного общей ненавистью, ни лучших граждан жертвами нечестивого обвинения, ни скорби дочери, ни изгнания зятя, ни душераздирающего бегства Гая Мария, ни повальных кровавых казней после его возвращения, ни, наконец, этого общества, где все извращено, общества, в котором был он столь видным человеком, когда оно еще было в расцвете.

3.(9) Но так как мне пришлось коснуться этой мысли о силе и непостоянстве судьбы, то, чтобы не отвлекаться в своем повествовании, я постараюсь говорить лишь об участниках той беседы, какую взялся я передать. Кто же, по чести, не назовет блаженной многими оплаканную смерть Луция Красса, коль вспомнит о кончине тех, что беседовал с ним в последний раз? Вспомним о Квинте Катуле, человеке, достойном любых похвал; он молил не о благоденствии, а хотя бы об изгнании и бегстве, но его заставили кончить жизнь самоубийством. (10) А на тех самых рострах [476] Ростры — о раторская трибуна на форуме. , на которых Марк Антоний, будучи консулом, стойко оберегал порядок государства и которые он, будучи цензором, украсил своей военной добычей, — на тех самых рострах была теперь положена его голова, спасшая столько голов его сограждан [477] Спасшая столько голов сограждан — и гра слов: capita — означает не только «головы» людей, но и «главы» законов. Разумеется, вряд ли кто из клиентов Антония рисковал подвергнуться смертной казни; но игра слов была явно дорога Цицерону, поэтому из двух осмыслений в переводе передано первое. ; легла невдалеке и голова Гая Юлия, преступно преданная его этрусским знакомцем [478] Этрусским знакомцем — е го звали Секстилий; Марк Антоний спас его когда–то в судебном процессе и укрывался у него в имении в надежде на его благодарность (Валерий Максим, V, 3, 3). , и рядом — голова его брата Луция Юлия. Всего этого Красс уже не видел; поэтому можно сказать, что он и жил одною жизнью с республикой, и погиб, когда она погибла. Он не видел ни своего сродника, благороднейшего мужа Публия Красса, наложившего на себя руки, ни своего соратника [479] Соратник — К винт Муций Сцевола–Понтифик, коллега Красса во всех его должностях, кроме трибуната и цензорства. , великого понтифика, обагрившего своей кровью алтарь Весты; а как удручила бы его, при его отношении к республике, даже смерть его злейшего врага Гая Карбона, нечестиво [480] Нечестиво, ибо Карбон был убит в здании сената, т. е. в священном месте. Этот Карбон (см. о нем Б, 221), сын консула 120 г., был единственным из своего рода, переметнувшимся от популяров к оптиматам, и Красс его ненавидел не как политического противника, а как ренегата. убитого в этот же самый день! (11) Не видел он и жестоких бедствий, постигших тех молодых людей, которые избрали тогда своим вождем Красса. Из них Котта, которого оставил он в расцвете сил, уже через несколько дней после смерти Красса не был допущен ненавистниками к должности трибуна, а еще через несколько месяцев изгнан из Рима; а Сульпиций, к которому раньше пылали той же ненавистью, сам вдруг начал, став трибуном, низвергать с почетных должностей всех тех, с кем еще недавно, будучи частным человеком, он жил в теснейшей дружбе [481] С кем … жил в теснейшей дружбе — р ечь идет об оптиматах, прежде всего о Квинте Помпее Руфе, консуле 88 г., с которым Сульпиций был более всего дружен. ; и все–таки даже ему, уже достигавшему высшей славы в красноречии, жизнь пресек меч, и он понес наказание за свое безрассудство, но государству не стало от этого легче.