Квинт Гораций Флакк - Римская сатира

Участь такая постигла и нашего друга Катулла.

30 Так как средину ладьи уже всю заливало волнами,

Коих удары и тот и другой борта расшатали,

Так что и кормчий седой своим опытом им не принес бы

Пользы, — Катулл, уступая ветрам, стал выбрасывать вещи

За борт, бобру подражая, который себя превращает

В евнуха, чтоб избежать погибели из-за тестикул:

Так понимает зверек, что струи лишь бобровой нам надо.

«Все, что мое, — бросай!»—говорил Катулл; он готов был

Выкинуть то, что ценнее всего — пурпурные ткани,

Годные стать одеяньем изнеженного Мецената;

40 Ткани другие — из шерсти, которой окраску природа

Трав благородных дала, помогал золотиться источник,

Чудный таинственной силой своей, как и воздух бетийский.

Не усомнился Катулл побросать серебро и сосуды —

Дело Парфения рук, целый кубок вместимостью с урну,

Кубок, достойный хоть Фола кентавра, хоть Фуска супруги;

За борт пошли и лохани и множество утвари разной,

Чаши резные, из коих пивал и Филипп Македонский.

Есть ли на свете другой кто-нибудь, кто бы нынче решился

Жизнь свою предпочесть серебру и богатству — спасенье?

50 Не для того, чтобы жить, составляют себе состоянье

Многие; нет, как слепцы, живут состояния ради.

Большую часть самых нужных вещей побросал он, и все же

Легче не стало; тогда он доходит, теснимый нуждою,

Вплоть до того, что, схвативши топор, подрубает и мачту, —

В этом спасенье его: при опасности крайней мы ищем

Средства защиты, корабль облегчая насколько возможно.

Вот и доверь свою жизнь ветрам, полагаясь на мачты

Да на борта: ты от смерти далек на четыре иль на семь

Пальцев, и то лишь тогда, если очень толсты эти доски.

60 Сразу теперь запасай вместе с хлебом в плетенке, с пузатой

Флягой надежный топор: он тебе пригодится при буре.

После ж того, когда море уляжется, благоприятной

Станет погода пловцу, и судьба его все одолеет

Ветры и волны пучин; и сучат рукодельницы парки

Лучшую пряжу рукой благосклонной и белую нитку

Тянут тебе, и подул ветерок немногим сильнее

Легкого вздоха, — корабль помаленьку, несчастный, понесся

С помощью только одежд растянутых и сохранивши

Парус один носовой. Утихли и ветры, и с солнцем

70 Всходит надежда на жизнь. Уже видно высокую местность

С острой вершиной, ценимую Юлом дороже Лавина,

Города мачехи: имя свое получило то место

От белоснежной свиньи с удивительным выменем — радость

Трои сынам, — с тридцатью небывалыми в мире сосцами.

Входит и он, наконец, в огражденную мола громадой

Гавань: Тирренский маяк; как плечи округлые, дамбы

В море далеко бегут, оставляя Италию сзади;

Так ли тебя удивит от природы нам данная гавань,

Как этот порт? С разбитой кормой устремляется кормчий

80 К заводи тихой пройти в глубине этой бухты, не страшной

Даже лодчонке из Бай. Матросы с обритой макушкой [370] Матросы с обритой макушкой... — Спасшиеся после кораблекрушения моряки обривали себе голову.

Рады там поболтать об опасностях и о спасенье.

Ну-ка, идите, рабы, тишину соблюдая, приличье,

Храмы гирляндой увейте, ножи посыпайте мукою,

Сделайте мягкий алтарь украшеньем зеленого дерна.

Сам я за вами иду — совершить по обряду большую

Жертву, вернувшись домой, где украшены тонко венками

Малые лики богов, что блестят от хрупкого воска,

Милости буду просить у Юпитера нашего, ларам

90 Я фимиам воскурю, разноцветных рассыплю фиалок.

Все засверкало кругом: простирает длинные ветки

Дверь, и лампады с утра участвуют в праздничных жертвах.

Брось подозренья, Корвин. У Катулла, в честь возвращенья

Коего столько воздвиг алтарей я, ведь трое малюток,

Трое наследников. Что ж ожидать, чтобы другу такому,

Вовсе ненужному, кто пожертвовал хоть бы больную

Курицу полуслепую: затрата была бы чрезмерна;

Ради чужого отца никто не подаст перепелки.

Если почувствует жар Галлита бездетная или

100 Паций-богач, то таблички «за здравье» весь портик закроют;

Даже иной лицемер готов обещать гекатомбу.

Раз уж не видно слонов и нельзя их купить по соседству:

Этот не водится зверь на латинской земле и под нашим

Небом; его привезли, получив из страны чернокожих,

Он и пасется с тех пор в рутульских лесах, на полянах

Турна-царя, как Цезарев скот [371] Цезарев скот — слоны. ; никому он из честных

Лиц никогда не послужит: ведь предки слонов Ганнибалу

Тирскому только служили, да нашим вождям, да Молоссу;

Предки рутульских слонов носили когорты на спинах,

110 Целый военный отряд или башни, идущие в битву.

Значит, не в Новии здесь, не в Пакувии-Гистре помеха,

Что к алтарям не влекут слоновую кость в приношенье

Ларам Галлиты как жертву, одну лишь достойную этих

Самых божеств — и ловцов их наследства достойную также.

Если позволишь заклать, так иной обречет тебе в жертву

Самых красивых рабов, самых крупных и телом дородных,

Либо он даже юнцам иль служанкам наложит повязки

Прямо, как жертве, на лоб, и, если есть дома невеста,

Там Ифигения, что ль, он отдаст алтарям и невесту,

120 Хоть бы не верил в подмен ее тайный трагической ланью.

Я земляка хвалю, предпочту завещанье неверной

Тысяче я кораблей, ибо если болящий избегнет

Смерти, то он уничтожит таблички, попавшись в ловушку

После заслуги такой изумительной, и, вероятно,

Сразу имущество все получит один лишь Пакувий:

Гордо он будет шагать, победивши соперников. Видишь,

Как исключительна польза — принесть Микенянку [372] Микенянка — Ифигения. в жертву.

Пусть же Пакувий живет хоть Несторов век, я согласен,

Пусть он богат, как Нерон с грабежей, пусть золота — горы,

Пусть, не любя никого, остается никем не любимым.

Всякий дурной пример никогда не бывает по сердцу

Даже виновнику : он наказание сразу же терпит,

Сам осуждая себя, оправданья не видит, хотя бы

Претор пристрастно считал голоса из обманчивой урны.

Как полагаешь, Кальвин, рассуждают о новых злодействах,

О преступленье, о том, что попрана честность? Но ты ведь

Вовсе не нищий бедняк, чтобы средних размеров потеря

Тяжко легла на тебя: огорченья такие нередко

Видеть случается нам; это случай, повсюду известный,

10 Ставший обычным, одна из многих превратностей судеб.