Квинт Гораций Флакк - Римская сатира

Стенам угроза, понудили их на такое злодейство

Гнусное? Что же тогда за ненависть к Нилу была бы,

Коль не разлился бы он при засухе в землях Мемфиса?

Бешенством так никогда не свирепствуют страшные кимвры,

Ни дикари савроматы, ни страшный народ агатирсы;

Так не ярятся бритоны, как эта трусливая сволочь,

Что парусов лоскутки распускает на глиняных лодках

И на весло налегает короткое в пестрой посуде.

Этим народам, в сознанье которых и голод и злоба

130 Сходны вполне и равны, не найти наказанья злодейству,

Нет и достойных им кар. Природа сама утверждает,

Будто дарует она человеку мягчайшее сердце:

Слезы дала она нам, — а что же лучше, чем слезы?

Значит, она нам велит оплакивать друга, который

В трауре дело ведет малолетнего, что обвиняет

Лживого опекуна: его длинные кудри скрывают

Наполовину лицо, увлажненное горькой слезою.

Мы по закону природы вздохнем, повстречав погребенье

Девушки взрослой иль гробик младенца, который не вырос

140 Для похоронных костров. Кто действительно честен и стоит

Тайного факела, как полагается мисту Цереры [392] Мист Цереры — участник Элевсинских мистерий в древней Греции. ,

Чуждой не мнит никакую беду: в этом наше отличье

От бессловесных скотов. Потому только мы, — что имеем

Жребий высокий ума и богов голоса различаем,

Мы, что способны к искусствам, могущие им обучаться, —

Чувство впитали в себя, сошедшее с тверди небесной,

Но недоступное тем, кто смотрит не в небо, а в землю.

При сотворении мира творец уделил им дыханье

Жизни — и только, а нам, сверх того, дал душу, с той целью,

150 Дабы взаимно влекло нас просить и оказывать помощь;

Розно живущих — в народ единить; покинувши рощи

Древних людей, оставляя леса — обиталище предков, —

Строить дома, сочетая жилище свое воедино

С крышей другой, чтоб доверье взаимное нам позволяло

Возле порога соседей заснуть; для защиты оружьем

Граждан упавших иль тех, что от ран зашатались тяжелых,

Общей трубою сигнал подавать; защищаться совместно

В башнях и общим ключом запирать городские ворота.

Но даже змеи живут согласнее нас и с окраской

160 Схожей другого щадит всякий зверь: разве льва убивает

Лев? Или разве когда кабана находили лесного,

Чтоб издыхал от удара клыков кабана посильнее?

Яростный Индии тигр уживается в длительном мире

С тигром; у диких медведей и то существует согласье,

Людям же мало и тех смертоносных мечей, что куются

На наковальне проклятой, а первый кузнец-то, привыкший

В горне калить сошники да лопаты, уставший от ковки

Сох да мотыг, — ведь совсем не умел он меча приготовить.

Что за народ современный: ему недостаточно в злобе

170 Только убить человека, но груди, но руки, но лица

В пищу себе он берет! Ну, что бы подумал об этом

Или куда б убежал, если б только узрел этот ужас,

Ты, Пифагор, воздержаньем известный от мяса животных,

Как от людского, и есть позволявший не всякую овощь.

Кто преимущества все перечислит, все выгоды, Галлий,

Службы военной? Раз в лагерь приходят для жизни счастливой,

Пусть под звездой благосклонной меня принимают ворота

Рекрутом робким: час добрый удачи ведь стоит не меньше,

Чем если б к Марсу пришли мы с письмом от богини Венеры

Или родимой Юноны, песчаный Самос [393] ...песчаный Самос . — На острове Самосе было древнее святилище богинй Геры (Юноны). полюбившей.

Прежде всего назовем вообще удобства, из коих

Немаловажно и то, что тебя не посмеет ударить

Штатский: напротив, удар получив, он сам его скроет.

10 Выбитый зуб показать не осмелится претору либо

Черную шишку, синяк, на лице его битом распухший,

Или подшибленный глаз, что, по мненью врача, безнадежен.

Кто наказания ищет за это, получит бардейца

В судьи себе, и в сапог военный обутые икры

Будут видны на скамьях судейских: обычай Камилла

Надо блюсти, и солдат не должен судиться вне вала

Иль далеко от знамен. Справедливейшим будет, конечно,

Центурионов разбор солдатского дела: наказан

Будет обидчик, коль есть законный для жалобы повод.

20 Недружелюбны, однако, манипулы все, и когорта

Вся как один человек показанье дает, что возмездье

Горше гораздо самой обиды. И будет пригоден

Только Вагеллий один с его ослиным упрямством,

Чтоб свои обе ноги подставлять под столько военных

Грубых сапог, на гвоздях без числа. Да и кто же решится

В лагерь пойти, кто настолько Пилад, чтоб забраться за грани

Вала? Пусть слезы сейчас же подсохнут; зачем беспокоить

Ваших друзей? Все равно им придется просить извиненья.

Скажет судья: «Дай свидетеля», — пусть кто-нибудь, кто побои

30 Видел, посмеет сказать: «Я видал», — и его я признаю

Бороду предков достойным носить и длинные кудри.

Мог бы скорей привести ты свидетеля ложного против

Штатского, чем отыскать такого, кто правду сказал бы

Против военных людей или что-нибудь против их чести.

Дальше отметим другие достоинства, прибыль другую

Службы военной: бесчестный сосед у меня отнимает

Дол или поле в поместье отцов и камень священный [394] Камень священный — камень, посвященный богу границ Термину.

Из середины межи вырывает — тот камень, что кашей

Я ежегодно чту и большим пирогом в приношенье;

40 Или должник не желает вернуть мне занятых денег,

Будто бы подпись руки недействительна, мол, на расписке;

Ждать придется годами, когда-то начнут разбираться

В тяжбах народа всего, да и там ты натерпишься много

Тягот и много отсрочек, — знай ставят скамейки для судей:

Вот уж речистый Цедиций готовится скинуть лацерну.

Вот определяется Фуск, мы готовы — и снова уходим,

Ноги свои волоча по площади рынка песчаной.

Тем же, которые ходят с оружьем и перевязь носят,

Время ведения дел предоставят, когда им угодно.

50 В тяжбе задержки им нет, и дела их решаются скоро.

Кроме того, у одних лишь военных имеется право

Дать завещанье при жизни отца: ибо все, что добыто

Воинской службы трудом, не включается в список имений,

Принадлежащих всецело отцу. Потому-то Корана,

Спутника знамени, деньги копящего воинской службой,

Ловит уже одряхлевший отец: ведь его выдвигает

Правый почет, получает дары он за труд благородный.

Для самого императора важно, конечно, чтоб всякий