Эллинские поэты

В таких условиях, поучает поэт-аристократ, нельзя доверяться людям из низов, посвящать в свои замыслы можно только благородных, но и то немногих (69-76). Честность — большая редкость (83-86). Везде царит бесстыдство и наглость, поэтому нужна при распознавании людей большая осторожность (117-118). Видимость бывает обманчивой (128).

Сокрушаясь о том, что утрачивает чистоту своей крови и ухудшается аристократическая порода, Феогнид видит причину этого «зла» в охватившем всех духе расчета:

Самого поэта богатство не прельщает, он только не хотел бы страдать от нищеты, которая более ужасна, чем старость и смерть (173-182).

Горечь одинокого осколка исторически обреченной общественной группы слышится в жалобах Феогнида на друзей, которые, чураясь изгнанного, не оказывают ему поддержки. Это больней, чем само изгнание (209-210).

Феогнид не верит в людей, в возможность изменить их природу, перевоспитать дурных. Способа исправить нравственное зло пока еще никто на свете не изобрел (430-438). Люди вообще жалки и ничтожны, жизнь опрокидывает их надежды, они ничего предусмотреть не могут (140-142). Счастливого человека на свете нет (167-168).

При таком чувстве социальной безнадежности и таком беспросветном взгляде на жизнь привязанность к ней, естественно, теряет всякий смысл. Лучше было бы и вовсе не родиться, но раз уж человек появился на свет, то он должен возможно скорее лечь в могилу (425-428). Такова безрадостная философия этого античного предка пессимистических поэтов, певцов социальной реакции и упадка.

Элегия, вначале связанная с музыкой, рано утратила эту связь и превратилась в чисто литературный жанр. Значительно большую роль музыка сохранила в другой области поэзии — мелике. Мелика — развившаяся из фольклорной песни вокальная лирика. Пение мелических стихотворений сопровоядалось игрой на струнном инструменте (лире, кифаре), а также ритмическими движениями. В зависимости от содержания, назначения и количества исполнителей мелика была хоровой или монодической, сольной. Последняя особенно расцвела на острове Лесбосе, с которым связано имя певца Терпандра, усовершенствовавшего лиру, и творчество двух прославленных поэтов, Алкея и Сафо (VII-VI вв.).

В главном городе острова, Митиленах, где жил Алкей, шла ожесточенная борьба между разнослойным демосом и старой землевладельческой знатью. Из новых торгово-колонизационных групп населения здесь выдвигаются один за другим правители-тираны Меланхр, Мирсил, затем Питтак, ранее принадлежавший к одному кругу с Алкеем и его братьями, сторонниками аристократии, позиции которой поэт защищал своими стихами и делами.

В одной из своих «песен восстания» Алкей изображает свой дом как склад боевого оружия — должно быть, для членов аристократического товарищества — гетерии.

Речь здесь идет о предстоящем выступлении заговорщиков, о мятеже против власти ненавистного тирана. Весть о гибели Мирсила наполняет его сердце радостью. Он неистово торжествует и зовет к ликованию своих друзей:

Защитник отжившей знати, Алкей изгонялся с Лесбоса, скитался по чужим странам — Египту, Вавилонии, Фракии. Потерпев неудачу в борьбе с Питтаком, он бежит из Митилен куда-то на далекую окраину острова. Спасаясь здесь в святилище Геры, он жалуется на свою незавидную долю, на жизнь в этой глуши изгнанника из владений благородных предков, на унизительную бедность. Этим жалобам Алкея как будто сродни некоторые мотивы Феогнида, перекликающегося с лесбосским поэтом также и образным сравнением города, раздираемого гражданскими междоусобиями, с расшатанным бурей кораблем, который стремится к надежному берегу (стихи 855-856 Феогнида). Однако для Алкея, в отличие от мегарского элегика, вовсе не характерны безнадежные ламентации. Он — поэт воинственный и малодушию не подверженный. В «Гимне Митиленам» 6Алкей характеризует себя и своих соратников:

Стихия бушующего моря, символизирующего клокочущую гражданскую войну, его не повергает в ужас и не парализует его волю к борению с ней. Пусть валы захлестнули палубу, пусть от буйных ветров продырявлен весь парус, пусть ослабли скрепы корабля и нависла беда, — поэт духом не падает. Он призывает гребцов к мужеству и стойкости:

По боевому пафосу эти и другие стихи («Прекрасна в бою смерть») напоминают воинственные элегии, Тиртея, однако и существенно от них отличаются. У спартанского поэта страстные призывы к проявлению храбрости проникнуты общенародными, патриотическими чувствами, у лесбосского — реакционно-классовыми.

Такие же чувства кипят в его лирических инвективах против Питтака, изменившего аристократической гетерии и ставшего правителем Митилен. Алкей осыпает его бранью, извлекая из своего крепкого лексикона множество ругательных эпитетов, характеризующих физическое и моральное уродство противника: колченогий, толстобрюхий, отродье зла, прощелыга, жадина, пропойца…

Последняя издевка звучит более чем странно, так как сам Алкей воспевает благостное влияние щедро наливаемых до края и выпиваемых «больших, глубокодонных» чаш в любое время, в любой обстановке и в любом душевном состоянии.