Александрийская поэзия

Помнишь, как вздул я тебя? Ты же, зубы со злобой оскалив

Весь извивался червем и за дуб всею силой хватался.

Этого что-то не помню; но то, как тебя, привязавши,

Твой Эвмарид обработал, — вот это я помню отлично.

120 Кто-то уж больно сердит: неужели, Морсон, ты не видишь?

Ты на могилах старух набери ему сциллы цветочков.

Да, я кого-то задел! Это верно, Морсон, — ты заметил?

Живо сорви цикламен, 68что у вод расцветает Галентских. 69

Пусть Гимерийский поток 70обратится в молочную реку,

Кратиса струи — в вино, а камыш станет садом плодовым.

Пусть Сибарис обратится в медовую реку, чтоб утром

Девушка вместо воды принесла себе меда ведерко.

Клевером кормятся козы и козьею травкой душистой,

Лазят в фисташковых чащах, лежат меж кустов земляники.

130 Сладкий цветок медуницы в обилии щиплют барашки,

Вкусен и цвет полевой, распустившейся розы пышнее.

Я на Алкиппу сердит; не хотела мне дать поцелуя,

За уши взявши покрепче, когда я ей отдал голубку.

Как Эвмедея люблю я! Свирель ему дал я недавно;

Он же меня наградил поцелуем — и крепким и сладким.

Нет, неповадно, Лакон, с соловьями сражаться сорокам,

Ни с лебедями удодам. Напрасно ты ссоры заводишь!

Больше, пастух, ты не пой, так велю я. Комат от Лакона

В дар пусть получит овцу; ну, а после, когда ты зарежешь

140 Нимфам овечку, пришли-ка Морсону кусочек получше.

Паном клянуся, пришлю. Ликуй, мое стадо козляток!

Скоро увидите все вы, как буду теперь над Лаконом

Каждый я раз издеваться при встрече за то, что сегодня

Мне перепала овечка. Готов я до неба подпрыгнуть!

Козы мои, веселее, рогатые! Завтра зарею

Вас в Сибаритский залив погоню я и всех искупаю.

Ты же, бодливый Левкипп, попытайся лишь козочку тронуть

Мне хоть одну ты, пока не зарезал я нимфам овечку, —

Вмиг отлуплю! Как, ты снова? Ну, коли тебя не прикончу,

150 Пусть называюсь отныне Мелантием 71вместо Комата!

Раз так случилось, Арат, что стада свои Дафнис с Дамойтом

Вместе пустили пастись. Был один из них мужем цветущим,

Юным подростком другой. У ручья они, вместе усевшись,

Песни пропели такие в полдневную летнюю пору.

Дафнису — первый черед: состязаться он первый затеял.

«Глянь, Полифем! Галатея кидает ведь яблоки в стадо.

Ты — неудачник в любви, неловкий, как козий подпасок!

Что ж ты, бедняга, не видишь? Уселся и знай на свирели

Сладко свистишь. Посмотри, вон опять она в пса запустила!

10 Пес же, овец сторожа, отвечает ей лаем сердитым;

В море глядит он, но там, где тихие плещутся волны,

Бегая вдоль по откосу, свое отраженье лишь видит.

Только смотри, как бы пес не вцепился красавице в икры!

Пусть только на берег выйдет она, он прокусит ей кожу.

Как она дразнит тебя, извиваясь, — как будто терновник

Стебель колеблет сухой под дыханием знойного ветра!

Прежде любил — убегала, не любишь — бежит за тобою,

Ставку последнюю ставит она; 72да, влюбленным нередко,

Знаешь ты сам, Полифем, уродство казалось красою».

20 Тотчас Дамойт подхватил, и в ответ спел он песню такую:

«Видел я, Паном клянусь, как яблоки в стадо метала;

Все это вижу насквозь я любезнейшим глазом единым.

Пусть прорицатель Телем, 73суливший не раз мне невзгоды,

Сам их в свой дом забирает иль детям оставит в наследство.

Но, чтоб ее рассердить, я теперь ее будто не вижу,

Будто нашел я другую; она, видно знает об этом.

Ну и ревнует, ей-ей. От ревности тает, из моря

В бешенстве взгляды бросает к пещере и в сторону стада.

Пса-то ведь я же науськал. А прежде, как был я влюбленным,

30 С радостным визгом он мчался и тыкался мордой ей в бедра.

Видя мое обращенье, я думаю, станет наверно

Скоро за мной присылать, но захлопну я двери, покуда

Клятвы не даст, что сама мне на острове ложе постелет.

Вовсе не так уж лицом я уродлив, как люди болтают;

Давеча в воду я глянул, как на море было затишье, —

Право, бородка на славу, и глаз мой единый не хуже.

Так показалося мне; ну, а что до зубов отраженья,

Блеском затмило оно белоснежные Пароса 74камни.

Только не сглазил бы кто! Но я трижды за пазуху плюнул:

40 Так Котитарис меня научила, старуха знахарка».

С Дафнисом, песню допев, обменялся Дамойт поцелуем;

Давши в подарок свирель, награжден был он флейтой чудесной.

Дафнис-пастух на свирели, на флейте Дамойт начинает.

Тотчас же все их коровы на мягкой траве заплясали.

Кто ж победитель? Никто. Не остался никто побежденным.

Помню, однажды направил из города путь я к Галенту, 75

Вместе с Эвкритом я шел, был Аминт нашим спутником третьим.

Там, в благодарность Део, 76созывали на жатвенный праздник

Всех Фрасидам с Антигеном; их двое — сынов Ликопея,

Отпрысков славной семьи: от Клитии род их ведется

И от Халкона — того, что вызвал источник Бурину, 77

Крепко ударив о скалы коленом; теперь близ потока

Вязы промеж тополей разрослись тенистою рощей,

Зеленью пышных вершин соткав густолистые своды.

10 Мы полпути не прошли, и могильная насыпь Брасила 78

Даже вдали не виднелась, как добрые Музы послали

Спутника славною нам — одного кидонийского мужа.

Имя Ликида носил он и был козопасом; навряд ли

Кто усомнился бы в этом: глядел он и впрямь козопасом.

Шкурой косматой с козла густошерстого, белого с желтым,

Плечи свои он покрыл, сычугом еще пахнущей крепко.

В плащ был потертый одет, пояском подпоясан плетеным;

Крепкий изогнутый посох из дерева дикой маслины

В правой держал он руке. И спокойно, ко мне обратившись,

20 Молвил с улыбкой в глазах — усмешка чуть морщила губы:

«Ах, Симихид, ну, куда же ты тащишься в знойную пору?

Даже и ящерки спят в этот час, забираясь в терновник.

Жавронки — гости могил — и те в этот час не порхают.

Может, идешь ты к обеду незваный? И к чьей же ты бочке

С прытью такою бежишь? Шагаешь ты поступью бойкой,

Даже и камешки все под твоим сапожком распевают».

Я же ответил: «Ликид мой любезнейший, все говорили

Мне пастухи и жнецы, что чудесной игрой на свирели

Славишься ты между ними; и это мне радует сердце.

30 Все же надеюсь, что мог бы, пожалуй, померяться силой

В пенье с тобой. Дорога лежит нам на жатвенный праздник.

Пышно одетой Деметре друзья мои в жертву приносят